Джон Бушнелл - Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках

Шереметев послал практически идентичные замечания и приказы в 1796 г. в свое Иваново. По статистике, извлеченной им из результатов ревизии 1795 г., там было 550 холостяков и вдовцов от 18 до 40 лет и 869 девок и вдов от 15 до 40. Это были цифры солидные, но завышенные, так как подсчет начинался с 18 и 15 лет, и их нужно рассматривать в контексте общего числа населения вотчины — 3357 душ мужского и 3267 душ женского пола в 1774 г., то есть одним поколением раньше [268] Семевский В. И. Крестьяне в царствование. Т. 1. С. 312. Семевский не приводит дату послания в Иваново, но идентичность формулировки указывает на 1796 г. Статистика населения взята из: Щепетов К. Н. Крепостное право в вотчинах. С. 310. . Тем не менее в 1795 г. процент взрослых мужчин и женщин, никогда не вступавших в брак, был, судя по всему, существенным. В 1796 г. Шереметев послал также приказ наказывать незамужних женщин в свое имение Серебряные пруды Веневского уезда Тульской губернии. Незамужние женщины должны были работать или могли откупиться 20 фунтами пряжи или 6 рублями. Неясно, при каких обстоятельствах эти разные санкции должны были применяться [269] Щепетов К. Н. Крепостное право. С. 116. Месторасположение имения: Там же. С. 440. .

Как ни странно, Николай Шереметев, должно быть, сначала неправильно понял причину, по которой женщины не выходили замуж. Как и у Владимира Орлова, первая его мысль, похоже, была, что некоторым мужчинам мешала жениться слишком высокая кладка. Устанавливая штрафы для незамужних женщин в Серебряных прудах в 1796 г., например, Шереметев повелел, чтобы «дачи же за невесту денег совсем уничтожить»; чтобы дать стимул богатым отцам отдавать своих дочерей в бедные дворы, он велел взамен освободить их «от всех вотчинних послуг» [270] Там же. С. 116. .

В 1802 г. Шереметев, вероятно, посылал запросы в отношении кладки во многие или во все свои имения, поскольку получил в тот год как минимум три отчета о местных ставках из трех разных вотчин. По всей видимости, он узнал, что крестьяне продолжают требовать друг с друга кладку даже после того, как он приказал им это прекратить. Кладка в Борисовке Белгородской губернии, как указано в отчете, была 100 рублей, в cергиевском имении — 20–30 рублей и выше. Крестьяне из имения Хвощевка в Горбатовском уезде Нижегородской губернии жаловались, что отцы нарочно требуют больше, чем им по карману, чтобы отвадить ухажеров. Местное правление приказало, чтобы крепостные доносили о таких случаях: виновные отцы, годные к военной службе, будут отправляться в армию, негодные — на пожизненные каторжные работы [271] Там же. С. 117. . Вполне возможно, что отцы в Хвощевке — известно, что в этой местности жили федосеевцы-беспоповцы [272] Грицевская И. М. История и современность сейминского старообрядчества // Мир старообрядчества: история и современность. М.: МГУ, 1999. Вып. 5. С. 243–261. , — действительно защищали своих чурающихся брака дочерей таким образом, так же как в то же самое время поступали отцы в Орловской вотчине в Любимском уезде. Но проблема была не в кладке — этот обычай русских крестьян, хотя он наверняка усложнял женитьбу для мужиков из бедных дворов, был так же распространен среди поголовно брачившихся крестьян, как и там, где наблюдался повышенный уровень женского сопротивления браку [273] Hoch S. Serfdom and Social Control. Р. 95–102. Хок суммирует большую часть опубликованной информации о кладке и анализирует ее функцию в русских крестьянских общинах. . В любом случае в 1804 г. Николай Шереметев уступил обычаю; он приказал, чтобы отныне бедные крестьяне выкладывали не больше 20–30 рублей, а крестьяне среднего достатка — не больше 50 рублей. В 1815 г. его сын и наследник Дмитрий (или управляющие, действовавшие от его имени: Дмитрию в то время было всего 12 лет) издал откорректированные вотчинные правила, запрещавшие кладку, но его крепостные наверняка пропустили этот приказ мимо ушей точно так же, как они это сделали в 1796 г. в отношении приказа Николая [274] Щепетов К. Н. Крепостное право. С. 207. .

Причиной невыхода замуж такого количества женщин в шереметевских имениях была, скорее всего, старая вера беспоповского толка — точно так же, как везде в тех местах, о которых у нас имеются более или менее основательные сведения о присутствии староверов. Что касается имения Вощажниково (Ростовский уезд), сведений как раз достаточно, чтобы допустить вероятность этой причинной связи. Нужно сказать, что в обширных архивных материалах из Вощажниково мы находим лишь некоторые признаки присутствия старообрядцев [275] Трейси Деннисон гораздо тщательнее, чем я, проштудировала эти документы и не нашла в них ничего, что заслуживало бы упоминания касательно старообрядцев в ее монографии, посвященной этой вотчине. Ее анализ очень точен, за исключением Главы о необычной демографической структуре вотчины ( Dennison Т. The Institutional Framework. Р. 50–76). Она ищет (и находит) причину большого числа взрослых незамужних женщин в мерах, применяемых Шереметевыми в отношении брака. Эти меры либо не имели значения, либо были реакцией, а никак не причиной брачного поведения крепостных. О старообрядцах в Вощажниково не упоминают также ни Щепетов, ни Прокофьева, изучившие шереметевские бумаги. . Один небольшой комплект документов дает даже основания считать, что их там было мало: в 1847 г. вотчинное правление задало вопрос двум по крайней мере священникам — не из Вощажниково, а из других сел вотчины — есть ли в их приходах раскольники? Один ответил, что нет вообще, другой, что есть только три четы старообрядцев [276] РГАДА. Ф. 1287. Оп. 3. Д. 1759. Л. 6–9 об. . Сам по себе вопрос, по-видимому, означает, что у управляющих было подозрение, что где-то там могут быть староверы, но ответы были утешительные.

Исповедная роспись от 1843 г. церкви Пресвятой Богородицы — одной из трех церквей в Вощажниково — рисует другую картину. Среди ее прихожан 652 были из этой деревни. 35 из 207 женщин 25 лет и старше — 16,9 % — никогда не были замужем [277] ГАЯО. Ф. 230 (Ярославское духовное правление). Оп. 3. Д. 47. Л. 1–11 об.; Титов А. С. Вощажниково и вощажниковская вотчина в старинном Запурском стану Ростовскаго уезда. Ростов, 1903. С. 2–3. . Это число примерно совпадает с процентом взрослых незамужних женщин по данным ревизских сказок и подворных описей вотчины за 1832–1858 гг. [278] Dennison Т. The Institutional Framework. Р. 75. Только один член прихода — 39-летняя замужняя женщина — была записана как приверженец старой веры. Еще 30 женщин и 21 мужчина, однако, пропускали исповедь по «нерачению» — объяснение, которое специалисты Министерства внутренних дел считали практически безошибочным признаком принадлежности к старой вере. Еще 132 мужчины и 42 женщины пропускали исповедь, потому что были в отъезде; те же самые специалисты отмечали, что подобное отсутствие часто приходилось на период проведения исповедей (см. Введение). Между тем, поскольку многие вощажниковские крепостные действительно уезжали из имения по делам или в поисках работы, я буду считать их отсутствие совершенно невинным [279] Ibid. Р. 171–172 и в других местах. .