Джон Бушнелл - Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках

Между тем дело было не в этом. Измерить влияние рекрутчины на брачность довольно трудно из-за большой разницы между контингентом, из которого набирали рекрутов, и тем, из которого дворцовые крестьянки получали мужей. Всех рекрутов забирали из местной общины, в то время как две трети жен дворцовых крестьян были родом из других приходов и две трети дворцовых дочерей прихода выходили замуж на сторону. Контингент, среди которого дворцовые крестьянки числились в качестве невест, был во много раз больше контингента, из которого набирали рекрутов. Я могу, тем не менее, предложить гипотетический метод измерения: если бы все молодые дворцовые крестьяне и крестьянки были твердо намерены вступить в брак и при этом ограничить выбор брачного партнера своим приходом, создавала бы военная повинность дефицит мужчин и, если да, то сколько взрослых женщин осталось бы без мужей?

Гипотетическое население дворцовых крестьян в приходе с. Купля состоит из всех реальных мужчин и женщин, родившихся в приходе и переписанных в ходе ревизий 1763–1795 гг. В гипотетическом приходе все мужчины и женщины, родившиеся в приходе, вступают в брак в своем приходе, и брак в этом приходе универсален — ни один мужчина и ни одна женщина не остаются по своей воле одинокими. В этом гипотетическом приходе в период между 1763 и 1795 гг. 156 настоящих дворцовых крестьянок и 164 настоящих дворцовых крестьянина дожили до возраста 20 лет (порога вступления в брак) или старше [309] Внесу ясность: я включил всех мужчин и женщин старше 20 лет, но моложе 30 к 1763 г. Другие мужчины и женщины включались по достижении ими 20 лет. Как всегда, имеющиеся данные неидеальны. Самое важное, что у 10 женщин старше 20 лет и замужних к 1763 г. не указаны их родные деревни. Я посчитал шесть женщин чужими и четырех своими в приходе, что приблизительно соответствует распределению среди тех, чье происхождение известно. Некоторые дворы в промежутке между ревизиями, но неизвестно когда именно были выведены из деревень прихода. Мужчин и женщин, которым должно было исполниться 20 лет в ближайшие годы после предыдущей ревизии, я учел в числе гипотетического брачного контингента. . Как и в настоящем приходе, в армию ушли семь мужчин, которым исполнилось 25 или больше; по нашей гипотезе они все были женаты. Их уход не привел к появлению старых дев: солдатки страдали, но уход в армию женатых мужчин не уменьшил брачных шансов других женщин. Как из настоящего прихода, из гипотетического в армию забрали девять дворцовых крестьян 20–24 лет. Если мы скажем, что процент женатых мужчин из этой когорты, забранных из гипотетического прихода, был тот же, что и в настоящем приходе, — 44 %, тогда приход этот теряет пять неженатых мужчин. Тогда 156 женщинам для брачения остается 159 мужчин — небольшой избыток потенциальных мужей. Тринадцать забритых юношей до 20 лет не принимаются здесь в расчет, и это могло создать трудности в плане замужества для женщин следующего поколения. Мы не можем на самом деле посчитать, больше ли женщин, чем мужчин, переступили брачный порог в 20-летнем возрасте после 1795 года, поскольку следующая ревизия, в 1812 году, учитывала только мужчин. Но при попытке понять, почему среди настоящих дворцовых крестьян прихода с. Купля в 1795 г. столько женщин 25 лет и старше остались в девках, становится очевидно, что рекрутчина не могла тут играть ведущую роль. Наряду с другими факторами, ограничивавшими в реальной жизни число молодых бракоспособных мужчин, военная служба (мужчин из всего населения, проживавшего в радиусе 10 километров от прихода с. Купля) могла осложнить выход замуж для некоторых молодых дворцовых крестьянок, но не для такого количества. Мы могли вывести то же самое заключение, просто констатируя, что на широких просторах России мужчин забирали в армию по той же норме, как из прихода с. Купля, и тем не менее крестьянки выходили замуж поголовно — как, например, в Рязанской губернии, рассматривавшейся в главе 1. Минимальность последствий военной повинности для брачности едва ли смягчает колоссальный экономический и социальный ущерб, который она (или действительная причина — международные и имперские амбиции Российского государства) наносила дворцовым крестьянским деревням прихода с. Купля так же, как и крестьянам по всей России.

Распределение взрослых незамужних женщин среди трех дворцовых деревень само по себе показывает, что на уровне деревни не было связи между набором в армию и количеством взрослых женщин, никогда не выходивших замуж. Пешково, где всего две (6 %) из 33 женщин 25 лет и старше на 1795 г. никогда не выходили замуж, потеряло 11 из 54 мужчин (20,3 %), которым в период между 1763 и 1795 гг. исполнилось 15 лет. Случково, где 27 (44,3 %) из 61 женщины 25 лет и старше на 1795 г. никогда не выходили замуж, потеряло всего шесть из 39 мужчин (15,4 %), которым в период после 1763 г. исполнилось 15 лет. Большинство женщин в Пешково сумели выйти замуж, несмотря на значительный отток мужского населения из их деревни. В Случково и Алёшково (к 1795 г. Алёшково потеряло 20,5 % мужчин, доживших до 15 лет, и 37,7 % из взрослых женщин этой деревни никогда не выходили замуж) из деревни забрали меньше мужчин, чем там осталось женщин в старых девах. Явно многие женщины в этих деревнях относились к браку иначе, нежели их сестры из Пешково.

Ревизские сказки 1763 г. свидетельствуют, что женщины в Случково начали отказываться от брака по крайней мере с 1715–1725 гг., женщины в Алёшково — с 1725–1735 гг. На 1763 г. 9 из 33 случковских женщин 25 лет и старше (27,3 %) никогда не выходили замуж, а в Алёшково никогда не выходили замуж 6 из 36 женщин этой возрастной группы (16,7 %). В Алёшково двум самым старшим было немного за 50, в Случково трем самым старым было якобы за 80. Возраст этих трех почти наверняка преувеличен; возраст других двух старых дев в Случково, которым по ревизскому списку было за 60, тоже, возможно, завышен, но в материалах более поздних ревизий с более надежными возрастными сведениями обычно встречалось несколько женщин 60 лет и старше. Если некоторым из престарелых случковских девушек было на самом деле за 60, то они достигли брачного возраста где-то между 1715 и 1725 гг.; случковские женщины, возможно, избегали замужества даже раньше, но в таком случае эти первые холостячки к 1763 г. уже умерли. Самые старые девушки в Алёшково достигли брачного возраста между 1725 и 1735 гг., и они, скорее всего, были первыми отказницами в этой деревне.

Мы знаем, что почти все женщины, отказавшиеся от брака в Алёшково, были староверками и членами религиозной общины, возникшей в этой деревне в 1760-х гг. В 1777 г. священник прихода с. Купля в конце ежегодной исповедной ведомости назвал десять (из 21) дворов записными раскольниками [310] ГАВО. Ф. 556. Оп. 111. Д. 108. Л. 195 об. — 197 об. Священник обозначил 11 дворов записных раскольников, но 10-й двор в то время официально находился в Арефино. По сведениям ревизии 1795 г., он перешел из Арефино в Алёшково где-то между ревизиями 1782 и 1795 гг. В 1795 г. я включаю его в число алешковских староверов, а в 1782-м — нет. . Именно в этих десяти дворах на 1782 г. проживали семь из восьми алёшковских женщин от 25 лет и старше, никогда не выходивших замуж, а на 1795 г. — 11 из 12. Ранее, в 1763 г., все шесть незамужних женщин жили в шести разных дворах, лишь один из которых в 1777 г. оказался раскольническим. Одна из православных старых дев дожила до 1794 г., все другие умерли до 1782 г.; вплоть до 1795 г. все другие женщины, родившиеся в этих православных дворах, вступали в брак до достижения 25 лет. С другой стороны, в 1763 г. во дворах, позже составивших группу «записных раскольников», было много дочерей младше 25 лет, которые потом составили контингент взрослых незамужних 1782 и 1795 гг. Такая картина предполагает, что те, кто избегал брака до 1763 г., самостоятельно принимали свои решения, не согласовывавшиеся с концепцией брака, которой придерживались остальные в их дворе, в то время как после 1763 г. женское сопротивление браку стало отличительной чертой дворов и общины, которых священник назвал записными раскольниками.