Дэвид Хоффманн - Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939

Необходимо также объяснить, почему массовые операции оказались настолько смертоносными — почему, в отличие от предыдущих эпизодов государственного насилия, значительная доля жертв была не просто депортирована, а казнена. Как указано выше, коллективизация и создание государственной экономики означали, что ни те или иные проступки, ни оппозиционность уже нельзя было оправдывать влиянием мелкобуржуазной среды, характерной для нэпа. После заявления о достижении социализма те, кого считали нелояльными или не вносящими свой вклад в социалистический строй, были причислены к категории «социально вредных элементов» или «антисоветских элементов» — эти термины указывали на неисправимость подобных людей.

Советские лидеры придерживались разных мнений по поводу того, можно ли исправить бывших кулаков и уголовников и вновь интегрировать их в общество. Хотя на словах Ягода не отказывался от идеала перевоспитания заключенных в трудовых лагерях, он подчеркивал, что большинство преступлений совершают рецидивисты, являющиеся «социально вредными элементами», которые должны быть навсегда удалены из общества [1069] См. его доклад 1936 года о преступности: ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 12. Д. 135. Документ 31. Л. 3–4. Цит. в: Shearer D. R. Elements Near and Alien. P. 860. . В этом вопросе Ягода прислушивался к криминологам, указывавшим на рецидивистов как на источник преступности [1070] Shearer D. R. Policing Stalin’s Socialism. P. 264–265. В противовес идеям Ломброзо о том, что рецидивизм заложен на биологическом уровне, Ягода и русские криминологи, такие как Гернет, считали, что рецидивизм определяется социальными условиями. См.: Гернет М. Н. Моральная статистика: Уголовная статистика и статистика самоубийств. Пособие для статистиков и криминалистов. М., 1922. . С другой стороны, Вышинский выступал против Ягоды и в 1936 году, после устранения своего оппонента, попытался возобновить политику интеграции рецидивистов в общество. Ежов, поддерживая программу Вышинского, вместе с тем подчеркивал всю опасность, исходящую от рецидивистов, и даже предложил продлевать им срок заключения в лагере, если они проявляли какую-либо тенденцию к непослушанию или хулиганству [1071] Shearer D. R. Policing Stalin’s Socialism. P. 311. Пример предупреждения со стороны Ежова относительно освобождения преступников см. в: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 597. Л. 13–15. . В целом партия и НКВД испытывали огромное недоверие к любому человеку с запятнанным прошлым. Составляя списки «антисоветских элементов», тайная полиция делила их на категории: «бывшие кулаки», «бывшие офицеры (царские, белые, петлюровские и другие)», «представители царской администрации, дворяне, помещики, купцы» и бывшие члены «антисоветских политических партий» [1072] Хаустов В. Развитие советских органов государственной безопасности: 1917–1953 гг. // Cahiers du monde russe. 2002. Vol. 42. No. 2–4 (April — December). Р. 369–370. .

С точки зрения советского руководства, тех, кого нельзя было исправить, следовало полностью уничтожить. Действительно, преамбула к приказу № 00447 содержала поручение, адресованное тайной полиции, — разгромить антисоветские элементы «раз и навсегда». По всей видимости, деятели партии и госбезопасности отнеслись к поставленной задаче серьезно. В ответ на этот приказ секретарь Донецкого обкома партии заявил: «Нужно пошире очистить Донбасс от кулаков, националистов и всякой прочей сволочи» [1073] Юнге М., Биннер Р. Как террор стал «Большим». Юнге и Биннер подчеркивают, что местная полиция госбезопасности считала «антисоветские элементы» вездесущими, а массовые операции — решающей битвой во имя их уничтожения. . В самый разгар массовых репрессий Сталин, выступая на банкете в закрытом кругу, предложил тост: «Каждый, кто попытается разрушить единство социалистического государства… заклятый враг государства и народов СССР. И мы уничтожим каждого такого врага… За окончательное уничтожение всех врагов!» [1074] Латышев А. Г. Рядом со Сталиным // Совершенно секретно. 1990. № 12. С. 19. Цит. в: McDermott К. Stalin. P. 88. Теперь, когда социализм, как считалось, был достигнут, Сталин и его соратники стремились добиться полного единства общества. Ради этой цели они были готовы при необходимости безжалостно расправиться с любыми застарелыми оппонентами советского строя. «Краткий курс истории ВКП(б)», опубликованный в 1938 году, восхвалял физическое уничтожение неуловимых врагов как необходимое условие очищения советского общества [1075] История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков): Краткий курс / Под ред. комиссии ЦК ВКП(б); одобрен ЦК ВКП(б). М., 1938. С. 331–332; History of the Communist Party of the Soviet Union (Bolsheviks): Short Course. New York, 1939. Р. 346–348. Как пишет Гольфо Алексопулос, в конце 1930-х годов проходила «кампания изгнания, практически не оставлявшая места исправлению» ( Alexopoulos G. Stalin’s Outcasts. P. 184). См. также: Jansen М., Petrov N. V. Stalin’s Loyal Executioner: People’s Commissar Nikolai Ezhov, 1895–1940. Stanford, 2002. . Не менее важна была и растущая внешняя угроза: война виделась неминуемой, что, казалось, оправдывало насилие против потенциальной пятой колонны. На XVIII съезде партии, прошедшем в 1939 году, Сталин заявил, что «в случае войны тыл и фронт нашей армии ввиду их однородности и внутреннего единства — будут крепче, чем в любой другой стране» [1076] XVIII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков): 10–21 марта 1939 г.: Стенографический отчет. М., 1939. С. 26–27. Кевин Макдермотт утверждает, что Сталин желал создать унитарную, модернизированную, гомогенную коммунистическую утопию, но постоянно был вынужден иметь дело с разногласиями, оппозицией и переменами в обществе и вдобавок ко всему этому — с угрожающим международным положением (см.: McDermott К. Stalin. P. 89). .

Массовые операции проводились по приказу Сталина и его соратников, которые, таким образом, несут за них полную ответственность. Но чтобы лучше понимать социальный и идеологический контекст, в котором советские деятели осуществляли массовые аресты и казни, а также разбираться в том, как именно они принимали решение об этих операциях и осуществляли их, мы должны учитывать и роль других факторов. Объявленное достижение социализма стало идеологической основой для массовых операций. Продолжавшееся сопротивление советскому строю со стороны бывших «кулаков», «хулиганов», торговцев черного рынка и мелких преступников обеспечило социальный контекст — в большой степени созданный самой советской политикой [1077] Действительно, как утверждает Линн Виола, огромное социальное потрясение и резкий антагонизм, вызванные коллективизацией, сохранялись на протяжении 1930-х годов и стали отправной точкой неоднократных попыток советской власти осуществлять контроль над обществом — при помощи системы внутренних паспортов, полицейских облав и в конечном счете массовых операций ( Viola L. The Unknown Gulag. Р. 191). См. также: McLoughlin В. Mass Operations of the NKVD. P. 142. . На деле основой для массовых репрессий стала устоявшаяся практика отсекающего насилия, которая прочно утвердилась в годы Первой мировой и Гражданской войн и дополнительно укрепилась в результате разрастания советской тайной полиции и ее усилий по каталогизации населения. Действительно, партийное руководство пришло к мысли, что социальное отсечение в форме раскулачивания, а затем и массовых репрессий — неотъемлемая часть строительства социализма. Наконец, время для массовых репрессий было выбрано в значительной степени под влиянием растущего международного напряжения и того страха перед пятой колонной в случае войны, который испытывало советское руководство. Это напряжение, а также опасения по поводу шпионажа сыграли решающую роль и в национальных операциях.