Дэвид Хоффманн - Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939

Для дальнейшего рассмотрения различий между советской и нацистской идеологиями следует рассмотреть общественный, политический и научный контекст, в котором они появились. В слаборазвитом государстве, которым управляла деспотичная царская бюрократия, некоторые представители русской интеллигенции обратились к марксизму и его видению бесклассового общества. Именно в этом контексте российская наука стала доказывать, что не генетика, а влияние среды играет решающую роль в том, каково положение низших классов общества. Российские, а впоследствии советские ученые утверждали, что физическое развитие человека определяет не раса, а социально-бытовые условия [1105] Ibid. P. 257. . Более того, дореволюционная имперская русская идеология, нацеленная на культурное заимствование и ассимиляцию, решительным образом отличалась от идей расового превосходства, лежавших в основе западноевропейских империй. Напротив, корни нацистской идеологии можно проследить к началу века, когда в Германии начался период беспрецедентной обеспокоенности, приведший к воспеванию физической силы и силы воли, которые защитят немецкую нацию от вырождения. Эти идеи еще усилились после унизительного поражения в Первой мировой войне, когда «разработка новых социальных, политических и психологических фортификаций» казалась необходимой для национального выживания [1106] Fritzsche Р., Hellbeck J. The New Man in Stalinist Russia and Nazi Germany. Р. 309. . Таким образом, несмотря на сходство в масштабах и в методах действий, сталинское государственное насилие и нацистское решительным образом различались по своему происхождению, идеологической ориентации и тем жертвам, на которых они были нацелены.

В завершение обсуждения вернемся к вопросу о том, что стало причиной советского государственного насилия. Непосредственным толчком к его началу в конце 1930-х годов явились решения, принятые руководством страны. Приказы об арестах, казнях и депортациях, произошедших в ходе массовых и национальных операций, были отданы Сталиным и его соратниками. Их манихейский взгляд на мир, их представления о капиталистическом окружении, их убежденность в том, что строительство и защита социализма нуждаются в безжалостном истреблении внутренних врагов, — все эти черты сталинского руководства объясняют масштабы применения государственного насилия [1107] Как считает Ларс Ли, Сталин действительно верил, что не существует объективных препятствий построению социализма в Советском Союзе, а неудачи связаны с действиями враждебно настроенных людей, занимающихся саботажем советской системы. См.: Lih L. T. Introduction // Stalin’s Letters to Molotov, 1925–1936 / Eds. L. T. Lih, O. V. Naumov and O. V. Khlevniuk. New Haven, 1995. Р. 11–14. . Растущее международное напряжение и угроза существованию страны, исходившая от Германии и Японии, тоже сыграли крайне важную роль в создании фона для массовых репрессий.

Вместе с тем, помимо прямых причин советского государственного насилия, было несколько условий, которые я старался подчеркнуть. На протяжении всей истории правители стран, в том числе многие русские цари, применяли широкомасштабное насилие в отношении своих народов. Но лишь в эпоху модерна различные правительства создали «научную» классификацию своих народов и использовали ее для отсечения отдельных социальных групп. Социальное отсечение основывалось на общественных науках и определении самого социального поля, к которому эти науки прилагались. Советское государственное насилие не было обусловлено российской отсталостью [1108] Как ни парадоксально, хотя цель «Черной книги коммунизма» — вынести приговор коммунистической идеологии, Стефан Куртуа вместо этого подчеркивает российские традиции насилия. См.: Куртуа С. Почему? С. 669–671. . Напротив, оно базировалось на свойственной эпохе модерна концепции общества как искусственного объекта, поддающегося изучению и преобразованию при помощи государственного вмешательства. Таким образом, необходимым условием советского государственного насилия в тех формах, в каких оно осуществлялось, были новейшие познания в общественных науках.

Общественные науки послужили главным источником этих знаний — в особенности такие дисциплины, как социология, психология и криминология. К концу века психологи и криминологи все активнее подчеркивали проблему социальной девиантности и необходимость покончить с ней, в случае надобности прибегнув и к насильственному оздоровлению. Советское руководство уделило особое внимание отклонениям от социальной нормы, которые видело у тех, кого оно называло бывшими людьми и кого предписывало удалять из общества, чтобы в социалистическое будущее не проникла зараза из капиталистического прошлого. Таким образом, научное знание смешалось с другим необходимым, хотя и недостаточным условием советского государственного насилия — хилиастическим мышлением советских лидеров. Этот подход был отчасти обусловлен марксизмом с его вниманием к различным стадиям исторического развития, но Сталин разработал свою собственную доктрину о нарастании борьбы с внутренними врагами. Когда коллективизация закончилась и была создана социалистическая экономика, неспособность некоторых членов общества вписаться в новый порядок указывала на то, что в стране продолжается сопротивление. По мнению Сталина, причиной этого сопротивления была отчаянная борьба как внутренних, так и внешних врагов, стремившихся подорвать мощь cоветского государства, которое становилось все более сильным [1109] Сталин И. В. Сочинения. Т. 13. С. 211–212. . Таким образом, для защиты завоеваний революции было необходимо безжалостно уничтожить врагов. Сталинский своеобразный хилиазм фокусировал особое внимание на обнаружении и устранении противников как на средстве продвижения к коммунизму.

Чтобы осуществить свои идеи, советская власть нуждалась в средствах нейтрализации тех, кого относила к числу врагов. Таким образом, технологии отсекающего насилия были еще одним необходимым условием осуществления как массовых, так и национальных операций. Картотеки, паспортный режим, аппарат тайной полиции и концлагеря предоставили средство идентификации и устранения тех, кто считался социально вредным или политически нелояльным. Технологии социального отсечения были изобретены не большевиками, а европейскими чиновниками, сначала в колониальном контексте, затем в годы Первой мировой войны. Советская система, родившаяся на стыке Первой мировой и Гражданской войн, приняла на вооружение методы тотальной войны, и они сделались неотъемлемой частью советского строя.

Таким образом, новейшие достижения общественных наук, рассуждения о девиантности, соединившиеся с хилиазмом советского руководства, а также военные технологии социального отсечения — все это было необходимыми, хотя и недостаточными условиями советского государственного насилия конца 1930-х годов. Партийные лидеры прибегли к этому насилию в атмосфере чрезвычайной внешней угрозы и крупнейшего социального потрясения, вызванного их собственными бурными усилиями по коллективизации сельского хозяйства и индустриализации страны. С их точки зрения, выживание социализма и продвижение к коммунизму были невозможны без уничтожения оппозиции. Хотя конечная цель — социальная гармония — оставалась расплывчатой и неясной, усилия по классификации и нейтрализации «антисоветских элементов» становились все более конкретными. И когда опасность, нависшая над cоветским государством, казалось, стала расти с каждой минутой, партийные лидеры самым решительным образом усилили накал борьбы за искоренение всех тех, кто, по их мнению, мог в случае войны стать пятой колонной.