Дэвид Хоффманн - Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939

Конечно, забота о здоровье населения существовала и до XIX столетия. В Европе принимались меры против чумы: уже в XIV веке средиземноморские города вводили карантины. К XVII–XVIII векам французские власти создали санитарные управления, которые огораживали города, окуривали предметы для их обеззараживания и порой разрушали до основания целые кварталы [239] Baldwin P. Contagion and the State in Europe, 1830–1930. New York, 1999. P. 559–560. . Следуя камералистским принципам и стремясь обеспечить себе многочисленную и здоровую рабочую силу, шведские власти в 1760-е годы начали создавать больницы и проверять, какая помощь оказывается больным. В это же самое время австрийские врачи разработали планы создания медицинской полиции, чтобы защищать такой ценный экономический ресурс, как здоровье населения [240] Johannisson K. The People’s Health: Public Health Policies in Sweden // The History of Public Health and the Modern State / Ed. D. Porter. Amsterdam, 1994. P. 167; Porter D. Introduction // Ibid. P. 6. . Но конец XIX столетия стал началом новой эпохи в здравоохранении, ознаменовавшейся яркими успехами в бактериологии и быстрым расширением государственного вмешательства. Во Франции государство стало играть в сфере здравоохранения особенно важную роль — благодаря республиканской идеологии Третьей республики, авторитету Луи Пастера и влиянию солидаризма [241] Ramsey M. Public Health in France // The History of Public Health and the Modern State. P. 70–77. . Правительственные чиновники в Германии XIX века, отвечавшие за здравоохранение, тоже действовали активно: например, основывали государственные санатории и проводили кампании за здоровье населения, стремясь предотвратить и вылечить туберкулез [242] Weindling Р. Health, Race, and German Politics. P. 177–178. .

С точки зрения политических лидеров и социальных реформаторов по всей Европе, медицинская наука и технократическое управление здравоохранением позволяли сделать население более здоровым и крепким. Социальная медицина и в целом социальные науки, разработанные учеными и внедряемые чиновниками, представляли собой высшую власть, обеспечивавшую бесспорные решения социальных проблем. Более того, политические деятели по всей Европе постепенно начинали ценить здоровье населения — как важнейший экономический и военный ресурс. Когда, к примеру, в конце XIX века обнаружилось, что в некоторых регионах Франции 60–75 % призывников не могут пройти медкомиссию, французские социальные мыслители и политические деятели принялись искать средства остановить физическое «вырождение» населения [243] Schneider W. H. Quality and Quantity: The Quest for Biological Regeneration in Twentieth-Century France. Cambridge, 1990. Р. 16. .

Развитие общественного здравоохранения в царской России следовало тем же путем, что и в других европейских странах, и, более того, в существенной степени находилось под влиянием европейского пути. В 1706 году, посетив медицинские центры в Амстердаме, Петр I открыл первую в России больницу. Кроме того, он привез в страну голландских докторов, чтобы они поделились своим опытом [244] Starks Т. The Body Soviet: Propaganda, Hygiene, and the Revolutionary State. Madison, 2008. Р. 41. До Петра I в московском правительстве был небольшой Аптекарский приказ, один из более чем 130 департаментов или канцелярий, созданных на протяжении XVII века. См.: Brown Р. В. Bureaucratic Administration in Seventeenth-Century Russia // Modernizing Muscovy: Reform and Social Change in Seventeenth-Century Russia / Eds. J. Kotilaine and M. Poe. New York, 2004. Р. 57–78. . Екатерина II создавала здравоохранительные учреждения, обращаясь к европейским моделям, а также заложила законодательную основу, позволявшую следить за общественным поведением и соблюдением принципов нравственности [245] Engelstein L. The Keys to Happiness. Р. 85. См. также: Alexander J. T. Catherine the Great and Public Health // Journal of the History of Medicine. 1981. Vol. 36. No. 2. Р. 185–204. .

В XIX столетии русские врачи, вслед за западноевропейскими, тоже сделали выбор в пользу социальной медицины. Между прочим, первым заведующим кафедрой гигиены в Московском университете был швейцарский врач Фридрих Эрисман, который на протяжении всей своей российской карьеры, с 1869 по 1896 год, указывал на то, что болезнь, в сущности, является проблемой социальной. Большинство русских врачей разделяли его взгляды, в полной мере соответствовавшие этосу интеллигенции 1860-х годов, глубоко преданной идеям социального благополучия и науки [246] Engelstein L. The Keys to Happiness. Р. 174. . Жена Эрисмана, Надежда Суслова, и многие другие русские врачи были склонны к народничеству и стремились совместить медицину с социальными действиями по улучшению жизни крестьян [247] Hachten E. A. Science in the Service of Society: Bacteriology, Medicine, and Hygiene in Russia, 1855–1907: Ph.D. diss. University of Wisconsin, 1991. P. 255–262. .

Во второй половине XIX века развилась сильная традиция социально ориентированной земской медицины. Многие земские врачи, в том числе и такая величина, как Дмитрий Жбанков, исполнительный директор Пироговского общества (ведущей организации земских врачей), выступали против частной медицинской практики, рекомендуя заменить ее социально ориентированной медициной. В 1910 году на съезде Пироговского общества C. Н. Игумнов заявил, что земский доктор — это врач-социолог, изучающий широкие массы населения и работающий с ними, а не врач-индивидуалист, которого интересует лишь конкретный больной организм [248] Hutchinson J. F. Who Killed Cock Robin? An Inquiry into the Death of Zemstvo Medicine // Health and Society in Revolutionary Russia / Eds. S. Gross Solomon and J. F. Hutchinson. Bloomington, 1990. P. 9–11. . Хотя по нацеленности на социальную медицину российские земские врачи не отличались от своих европейских коллег, положение первых осложнялось тем фактом, что они находились в оппозиции к самодержавию, а также их убеждением, что общественная медицина — лучший способ здравоохранения. В других европейских странах программы и взгляды государственных чиновников здравоохранения и социально ориентированных врачей, как правило, дополняли друг друга; в России, напротив, чиновники и земские врачи испытывали друг к другу глубокое недоверие. Царские чиновники вообще с подозрением относились к любым негосударственным программам (земство же было практически единственной отдушиной для любых инициатив снизу), а земские врачи, вместо того чтобы видеть в самодержавии возможного союзника в битве за улучшение здоровья населения, считали царя и его чиновников препятствием к благополучию людей [249] См.: Ramer S. C. The Zemstvo and Public Health // The Zemstvo in Russia. P. 279–314. .

Впрочем, внутри царского правительства росло стремление к созданию чего-то вроде государственного управления здравоохранения. В 1836 году Министерство внутренних дел учредило свой Медицинский департамент, создавший систему губернских врачебных управ [250] Rowney D. K. Transition to Technocracy. P. 25–26; Hachten E. A. Science in the Service of Society. P. 41. . Во второй половине XIX века группа чиновников из этого департамента предложила сформировать отдельное министерство здравоохранения. А вслед за той неудобной дискуссией о санитарных условиях в России, которая имела место на Международной санитарной конференции 1885 года, и российская Комиссия по улучшению санитарных условий рекомендовала организовать отдельное государственное управление здравоохранения. В обоих случаях руководство МВД выступило против создания отдельного министерства здравоохранения и заблокировало эти предложения [251] Hutchinson J. F. Politics and Public Health in Revolutionary Russia. P. 82. . Но стремление сохранилось, и в Первую мировую войну ему предстояло осуществиться.