Дэвид Хоффманн - Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939

Сдвиг к всеобъемлющей государственной политике отслеживания и формирования «настроений в народе» произошел в годы Первой мировой войны. Именно тогда, в условиях тотальной мобилизации, которая сопутствовала военному времени, различные правительства широко развернули работу по изучению мыслей, настроений и степени лояльности своего населения. В этом смысле надзор означал нечто гораздо большее, чем просто слежку за подрывными элементами. Новый честолюбивый замысел заключался в том, чтобы составить подробную картину мышления людей, а затем придать ему совершенно иную форму. Более того, теперь ставилась задача не просто защитить правительство от подрывной деятельности или революционного переворота, но создать просвещенное и лояльное общество, которое от всей души внесет вклад в военные усилия страны. Советское государство унаследовало эти формы надзора, задачей которых было узнать мысли людей, чтобы затем видоизменить их, получив сознательных граждан с высокой мотивацией.

Все главные воюющие страны — участники Первой мировой войны создали сложнейшие системы надзора, позволявшие отслеживать народные настроения. Одним из методов сбора информации была перлюстрация корреспонденции — тайное вскрытие части писем, проходящих через почтовую службу. В небольшом масштабе она практиковалась уже давно, начавшись в «черных кабинетах» Франции в XVII столетии и распространившись на Россию в конце XVIII века [668] Daly J. Autocracy under Siege. P. 41–42. . Но решительно вырос этот масштаб только в Первую мировую войну. Вначале правительства использовали перлюстрацию как меру безопасности — чтобы солдаты в своих письмах домой случайно не открыли важную информацию, которая могла бы попасть в руки врага. Однако война затянулась, и когда моральное состояние солдат начало вызывать растущее беспокойство властей, перлюстрация писем дала возможность измерения общественного мнения — как среди солдат, так и среди гражданских лиц.

К примеру, в 1915 году Франция ввела на военной почте цензуру в качестве средства против шпионажа, а в 1916-м — приказала цензорам докладывать о содержимом и солдатских писем. Цензоры начали систематически анализировать настроения во французской армии и включали в свои доклады как статистические данные, так и длинные цитаты, позволявшие наглядно показать, чтó думают солдаты [669] Englander D. The French Soldier, 1914–1918 // French History. 1987. Vol. 1. No. 1. P. 50. . В Великобритании штат почтовой цензуры, составлявший в конце 1914 года всего лишь 170 служащих, за год вырос до 1453 человек. В 1917 году это ведомство задержало доставку 356 тысяч писем, в которых, по его мнению, имелись сведения, ценные для врага [670] Hiley N. Counter-Espionage and Security in Great Britain during the First World War // English Historical Review. 1986. Vol. 101. No. 400 (July). P. 640, 647. . К концу года британские почтовые цензоры уже не только охраняли военные тайны, но и собирали информацию о моральном состоянии солдат и мирных жителей, а британская армия начала составлять на основе этой информации еженедельные сводки о том, чтó думают в обществе по поводу войны [671] Englander D. Discipline and Morale in the British Army, 1917–1918 // State, Society and Mobilization. P. 137. .

Подобным же образом перлюстрация писем распространилась и в России. В довоенных «черных кабинетах» не пытались фильтровать переписку всего населения страны: внимание было сосредоточено на перечне подозреваемых в революционной деятельности, письма которых прочитывались для сбора информации о подрывных мероприятиях. После революции 1905 года тайная полиция расширила сферу своей деятельности, включив в нее надзор за корреспонденцией депутатов Государственной думы и оппозиционных политиков, но по-прежнему не делала попыток следить за населением в целом. До Первой мировой войны в петербургской почтовой системе отслеживанием переписки занималось лишь двенадцать служащих, а в московской — лишь семеро [672] Измозик В. С. Глаза и уши режима: Государственный политический контроль за населением Советской России в 1918–1928 годах. СПб., 1995. С. 19. См. также: Holquist Р. Making War. Р. 207. .

С началом войны царское правительство издало временное Положение о военной цензуре, предусматривавшее контроль за прессой и почтовыми отправлениями. Положение позволило вскрывать все письма, отправленные на фронт и с фронта, а также все письма, отправленные в газеты, все письма от вражеских военнопленных, все письма к русским военнопленным, а в скором времени и всю корреспонденцию целых этнических меньшинств, которые считались ненадежными, — евреев, прибалтов, немцев и поляков. Как отметил Питер Холквист, эти меры означали количественное и качественное расширение довоенной практики перлюстрации. Царские чиновники уже не ограничивались изучением писем отдельных подозреваемых. Теперь они перехватывали целые категории почтовых отправлений и следили за целыми группами населения. Каждую неделю военно-цензурные комиссии вскрывали сотни тысяч писем [673] Holquist Р. Making War. P. 208. См. также: Daly J. W. The Watchful State: Security Police and Opposition in Russia, 1906–1917. DeKalb, 2004. Р. 160. .

В России, как и в других странах, на первых порах задачей военных почтовых цензоров было помешать распространению секретной информации. Но и они, подобно своим зарубежным коллегам, в скором времени стали отслеживать отношение народа к войне. Уже на ранних ее этапах российские военные цензоры составляли еженедельные сводки содержимого переписки, с цитатами из отдельных посланий и статистическими данными по числу писем, выражавших патриотизм, апатию или недовольство. К концу 1915 года, после сокрушительных поражений русской армии и отступления ее на сотни миль в глубь территории России, военные цензоры получили инструкции докладывать не только о моральном состоянии солдат, но и о более общих политических вопросах [674] Holquist Р. Making War. P. 209. .

Во время войны европейские правительства разработали и другие средства слежки, помимо перлюстрации писем. В ноябре 1915 года военное министерство Германии приказало командующим тыловыми военными округами докладывать о состоянии их округов, а через несколько месяцев напрямую потребовало докладов о «расположении духа гражданского населения» [675] Idem. Information Is the Alpha and Omega of Our Work // Journal of Modern History. 1997. Vol. 69. Р. 442. В Соединенных Штатах в годы войны значительно расширился внутренний политический надзор. См.: Nagler J. Victims of the Home Front: Enemy Aliens in the United States during the First World War // Minorities in Wartime: National and Racial Groupings in Europe, North America, and Australia during the Two World Wars / Ed. P. Panayi. Oxford, 1993. Р. 203. . Начиная с лета 1917 года префекты всех французских департаментов посылали доклады о народных настроениях Министерству внутренних дел, и в скором времени руководство французской армии приказало своим генералам, находившимся в тыловых округах, составлять ежемесячные доклады о моральном состоянии местных жителей, основываясь на сведениях армейских офицеров, префектов и местной полиции [676] Becker J.-J. The Great War and the French People. Р. 228–232; Flood J. France, 1914–1918: Public Opinion and the War Effort. New York, 1990. P. 147. . В Англии своими разведывательными ведомствами обзавелись армия, полиция, Министерство боеприпасов и Министерство труда. С конца 1917 по 1920 год отделение разведки Генерального штаба британской армии отслеживало настроения не только среди солдат, но и среди всего населения. Оно составляло еженедельные сводки, опиравшиеся на самые разные источники — наблюдения за перепиской, газетные колонки с письмами читателей, граффити и подслушивание разговоров. Переодетые в штатское полицейские офицеры, находившиеся в зданиях муниципалитетов, на вокзалах, военных складах, в танцевальных залах и пивных, подробно пересказывали услышанные ими беседы и непатриотичные рассуждения, а их информацию дополняли доносы добровольных осведомителей [677] Englander D. Military Intelligence and the Defence of the Realm // Bulletin of the Society for the Study of Labour History. 1987. Vol. 52. No. 1. P. 27–29. .