Дэвид Хоффманн - Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939

Итак, государства эпохи модерна начали наступление на права личности и семьи сразу на всех этапах продолжения рода и воспитания потомства. Воспроизводство населения стало государственной заботой. То, что прежде считалось естественным феноменом, теперь надлежало отслеживать, регулировать и контролировать. В самых разных странах, но в первую очередь в промышленных державах, где показатели фертильности снижались, стали популярны борьба за повышение рождаемости и различные методы увеличения численности населения. Особенно широко эти веяния распространились после Первой мировой войны. Репродуктивная политика, проистекавшая из новых взглядов, включала в себя запрет абортов, кампании против венерических заболеваний, попытки контролировать сексуальность, подразумевала меры по поддержке семьи как орудия государственных интересов и особое внимание к детскому здоровью и воспитанию детей. Возможно, ни в одной другой сфере стремление социальных реформаторов и правительственных чиновников к преобразованию мира не проявилось столь явственно, как в попытках государства повлиять на воспроизводство населения. Замыслы по переустройству общества отнюдь не были прерогативой Советского Союза.

В рамках этой обширной картины вмешательства государства и специалистов в процесс воспроизводства населения репродуктивную политику СССР можно охарактеризовать следующим образом. Советское руководство тоже стремилось повысить рождаемость, но, в отличие от правительств Северной Европы и США, не желало ограничивать воспроизводство «непригодных» людей. Советские врачи отвергли отрицательную евгенику еще до того, как правительство разоблачило евгенику как фашистскую науку. В этом они напоминали своих коллег из католических стран Европы и большинства развивающихся стран мира. Кроме того, советское руководство стремилось регулировать половую жизнь, улучшать репродуктивное здоровье и вводить современные методы ухода за детьми, а в 1930-е годы стало прибегать ко все более принудительным мерам. Советская репродуктивная политика и учреждения ухода за детьми отвечали общему представлению о том, что общественное вмешательство, соответствующее научным нормам и нуждам государства, — явление нормальное. Данное представление, характерное для эпохи модерна, возникло под влиянием европейской социологии и новой медицины и окончательно сформировалось благодаря требованиям массовой войны и широкомасштабного промышленного производства. В случае Советского Союза эта точка зрения дополнительно укрепилась в результате революции, которая, казалось, подарила возможность создать совершенно новое общество и нового человека. Возникновение новой политической системы означало, что cоветское государство было создано в тот исторический момент, когда социальные нужды и государственная безопасность представлялись куда более важными, чем автономия семьи и индивидуальные свободы.

Политический надзор и пропаганда были важнейшими чертами советского режима. Руководство страны создало обширную сеть надзора, включавшую громадный аппарат советской тайной полиции, множество осведомителей, перлюстрацию писем и регулярные отчеты о «политических настроениях населения». Государство старалось не только следить за тем, о чем думают его граждане, но и формировать их образ мыслей при помощи образовательных программ и пропагандистских кампаний. С точки зрения партийных лидеров, насаждение «классовой сознательности» было важнейшим средством обеспечить режиму политическую поддержку. Если изучать СССР отдельно от других стран, широкое использование надзора и пропаганды может показаться лишь следствием идеологии, требовавшей преобразования общества. Действительно, советские деятели считали, что пропаганда и другие формы политического просвещения являются важнейшими средствами построения социализма и создания нового советского человека.

Однако если поместить СССР в международный контекст, широкое использование надзора и пропаганды окажется довольно универсальным феноменом: все государства эпохи модерна использовали эти инструменты, чтобы быть в курсе того, о чем думают их граждане, и влиять на их образ мыслей. Идеал народовластия требовал, чтобы жители страны участвовали в государственных делах и были не пассивными подданными, но просвещенными гражданами. А когда пришла эпоха массовой войны, в самых разных странах Европы и мира руководство озаботилось моральным духом и политической благонадежностью своего населения. Как следствие, были развернуты новые технологии слежки и пропаганды.

Большевики имели опыт революционной агитации еще до захвата власти. После Октябрьской революции они взяли на вооружение новые методы надзора и создали громадный аппарат пропаганды с целью укрепить политическую поддержку нового порядка. В надзоре и пропаганде нужно видеть технологии управления, широко распространившиеся в годы Первой мировой, в то время, когда общество было мобилизовано на тотальную войну. Поскольку cоветское государство было создано именно в этот момент, методы слежки и пропаганды стали важнейшими компонентами советского режима. В скором времени советские руководители захватили мировое лидерство в сфере пропаганды, и политика других стран даже начала подражать советским агитационным технологиям. Здесь случай советского государства служит яркой иллюстрацией к тому, как изменилась политика в XX веке. Даже в недемократических странах пришествие массовой политики означало, что политические лидеры должны знать образ мыслей своих сограждан и уметь повлиять на него.

Первая мировая война стала водоразделом в мировой истории политического надзора за людьми. Конечно, и задолго до войны правительства занимались сбором сведений о том, что происходит в их стране, но масштабы и цели этой слежки были ограничены. Главная задача секретных служб внутри стран заключалась в сдерживании конкретных политических угроз, в особенности угрозы со стороны революционеров, стремившихся свергнуть существующие режимы. Правительство царской России располагало масштабной тайной полицией, превышавшей по своей численности аналогичные службы в других европейских государствах [666] См.: Daly J. Autocracy under Siege: Security Police and Opposition in Russia, 1866–1905. DeKalb, 1998. . Некоторые историки даже заявляли, что существует несомненное сходство между царским полицейским государством и СССР [667] Pipes R. A Concise History of the Russian Revolution. New York, 1996. P. 397–399. . Не может быть сомнений: полномочия царской тайной полиции были обширны, что, в сочетании с отсутствием личных прав и свобод при самодержавии, часто приводило к полицейским злоупотреблениям и не создавало какой-либо основы, которая позволила бы в будущем защитить гражданские свободы или демократическое правительство. Но тем не менее царский надзор за населением в довоенные годы был несравним с советским ни по масштабу, ни по широте охвата. Внимание царской полиции было сосредоточено на относительно небольшом числе людей — на противниках режима и на тех, кого подозревали в революционной деятельности. До Первой мировой войны российская полиция не занималась слежкой за населением в целом и не беспокоилась о мыслях и чувствах своих подопечных, обращая внимание лишь на их действия.