Николай Карташов - Ватутин

Тут же, на совещании, Жуков отметил старательную работу инженерных частей.

— Сам ездил и видел: и мосты, и паромы, и гати, — одобрительно сказал он. — Всё в надлежащем порядке. Саперы трудятся сноровисто и споро.

Острый разговор получился по вопросу авиационного обеспечения предстоящего наступления. Когда слово было предоставлено командующему ВВС Красной армии генерал-лейтенанту авиации А. А. Новикову, командующий Донским фронтом генерал-лейтенант К. К. Рокоссовский его предварил:

— Многие пехотные и танковые командиры молят Бога о плохой погоде в дни наступления, чтобы выключилась из дела вражеская авиация. И их можно понять — ведь во всех предшествующих операциях немцы имели подавляющее превосходство в самолетах и нередко их авиация прямо-таки на корню срывала наши наступательные замыслы.

— А вот сейчас Александр Александрович с фактами в руках и расскажет нам, каково положение в авиации, будет ли она готова к началу контрнаступления, — сказал Жуков.

Однако доклад Новикова получился пространным, в общих чертах, вызвав реплику заместителя наркома обороны СССР генерал-лейтенанта Я. Н. Федоренко.

— Это теория, — вставил Федоренко, — а надо бы конкретно по действиям авиации на Юго-Западном и Донском фронтах.

— При подготовке авиационного обеспечения наступления этих фронтов, — по-прежнему невозмутимо говорил Новиков, — трудностей у нас еще очень много, особенно по Юго-Западному. У меня нет никаких оснований упрекать командующего 17-й воздушной армией генерала Степана Акимовича Красовского и начальника ее штаба полковника Константина Ивановича Тельнова. Они сами и их подчиненные делают всё, что в человеческих силах и сверх этого, но нельзя забывать, что начинать им пришлось с нуля. Армия еще не закончила формирование, строит аэродромы, летчики осваивают новую технику, не вся матчасть еще поступила...

— В общем, делается много, но все же дай бог нелетную погоду, — шутливо заметил со своего председательского места Ватутин.

Но Новиков не принял шутки:

— В случае необходимости я попрошу товарища Сталина перенести срок начала операции.

— Нет уж, извините, — раздраженно отрезал Жуков. — Вы доложите конкретно, что необходимо сделать, чтобы довести готовность авиации до максимально возможного предела. Мы вместе подсчитаем, сколько для этого потребуется времени, и тогда я сам, а не вы поставлю перед Верховным вопрос о необходимости переноса начала операции.

Жёсткий разговор не прошёл бесследно для командования ВВС. Забегая вперёд, скажем, что для наращивания авиации под Сталинградом были приняты все необходимые меры. В частности, 2-я воздушная армия, входившая в состав Воронежского фронта, была передана в оперативное подчинение Ватутину. Для решения задач контрнаступления задействовали авиацию дальнего действия. Ей было разрешено не наносить бомбовые удары на других направлениях. В целом соотношение военно-воздушных сил перед началом операции составило: у Красной армии — 1350 самолетов, у вермахта — 1216 самолётов.

После проведенных итоговых совещаний (ещё одно состоялось 10 ноября на Сталинградском фронте) представители Ставки генералы Жуков и Василевский убыли в Москву для доклада Верховному главнокомандующему. 13 ноября уточненный план операции «Уран» ими был представлен лично Сталину, а затем членам Государственного Комитета Обороны и Политбюро ЦК партии. Из доклада Жукова и Василевского следовало, что складывающаяся обстановка под Сталинградом позволяет рассчитывать на успех предстоящего контрнаступления, поскольку главные силы немецких войск — 6-я полевая армия генерал-полковника Фридриха Паулюса и 4-я танковая армия генерал-полковника Германа Гота — были по-прежнему втянуты в затяжные бои в районе города. На флангах этих армий, то есть на направлениях главных ударов советских войск, стояли румынские части. Значительных резервов на Сталинградское направление за последнее время не поступало. Не отмечалось и каких-либо существенных перегруппировок в действовавших здесь войсках противника. В целом находившиеся на этом участке фронта силы сторон, по имеющимся данным, к началу наступления были примерно равны. На направлениях же предстоящих ударов трёх фронтов удалось создать превосходящие врага ударные группировки.

В своих мемуарах «Дело всей жизни» А. М. Василевский вспоминал: «С чувством особого удовлетворения мы докладывали Ставке о высоком моральном состоянии и боевом настроении наших войск, об их уверенности в успехе. Несмотря на все трудности, в которых пришлось работать железнодорожному и водному транспорту, сосредоточение войск, предназначенных Ставкой для контрнаступления, и необходимых ресурсов заканчивалось с весьма незначительными отклонениями от графика. Боевые задачи войсками усвоены правильно, а выполнение их практически отработано на местности. Основная роль в начале операции, как и предусматривалось, отводилась Юго-Западному фронту. Для этого он имел все необходимое. К исходу третьего или на четвертый день операции намечалась встреча танковых и механизированных корпусов Юго-Западного и Сталинградского фронтов в районе Калача. Она должна замкнуть кольцо окружения главной группировки врага в районе Сталинграда».

После доклада плана операции Жуков и Василевский вновь убыли в район Сталинграда. 15 ноября Жуков, находясь в войсках Ватутина, получил от Верховного телеграмму:

«Товарищу Константинову.

Только лично.

День переселения Федорова и Иванова [дата наступления фронтов Ватутина и Ерёменко. — Н.К. ] можете назначить по Вашему усмотрению, а потом доложите мне об этом по приезде в Москву. Если у Вас возникнет мысль о том, чтобы кто-либо из них начал переселение раньше или позже на один или два дня, то уполномочиваю Вас решить и этот вопрос по Вашему усмотрению.

Васильев.

13 часов 10 минут 15.11.42 г.».

Жуков и Василевский, переговорив между собой, назначили срок перехода в наступление для Юго-Западного фронта и 65-й армии Донского фронта 19 ноября, для Сталинградского фронта — 20 ноября. Сталин утвердил их решение.

В оставшиеся до начала операции дни Ватутин не знал покоя, постоянно находясь в войсках. Спал урывками, в основном в машине, когда ехал в ту или иную армию, корпус, дивизию... Много работал с картами, вновь и вновь в деталях прорабатывая план предстоящего наступления. Под рукой Николай Федорович всегда имел небольшую карту, на которой прорисовывал направления ударов, фиксировал особенности оперативного построения войск противника, систему его обороны. На обороте карты он своим бисерным почерком ухитрялся вписать на площади обычного листа основные параграфы плана и произвести необходимые расчёты сил и средств.