Александр Полещук - Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи

По воспоминаниям очевидцев, сотрудники ИККИ, собравшиеся 18 июня в кабинете своего руководителя, преподнесли ему приветственный адрес. Димитров внимательно выслушал текст и, поблагодарив, заметил, что шестидесятилетие — не бог весть какая радость. Но различных приветствий и поздравлений пришло очень много, что, конечно, было приятно. Даже моряки парохода «Георгий Димитров» прислали радиограмму.

День рождения закончился домашним ужином в узком кругу: Елена, Вылко, Куусинен и Коларов с жёнами, Зинаида Гавриловна Орджоникидзе. Отсутствие за праздничным столом Тольятти, Тореза, Пика и других близких имениннику людей из состава коминтерновского руководства объяснимо: они еще пребывали в Уфе. Но отсутствие Мануильского не выглядит случайным, как и то, что его фамилия стоит в самом конце длинного списка поздравителей, что помещён в дневнике.

По всей видимости, усиленно уговаривая Димитрова в 1934 году возглавить Коминтерн, Мануильский полагал, что станет при нём негласным наставником и старшим советчиком, однако этого не произошло.

Наш герой, быстро и точно уяснивший характер отношений в высшем эшелоне власти, не счёл нужным делиться с кем-либо ни полномочиями, ни ответственностью. Временное охлаждение отношений между ними произошло в январе 1941 года. В дневнике этот эпизод описан так: «Объяснение с Мануильским. Странные заявления, как то: „Создаётся впечатление в ЦК, что я самоустраняюсь от работы. Там ничего не получают от меня, всё ты подписываешь и посылаешь. Я не смогу с тобой работать… ЦК будет решать“ и др. подобные несуразности. Видно, что-то неладное происходит. Когда я уже крепко взял работу в руки, ему становится неудобно. Надо быть готовым ко всяким неприятным неожиданностям».

Опасения Димитрова по поводу «неприятных неожиданностей» подтвердились. В том же январе сорок первого Дмитрий Захарович направил Молотову сигнал о промахе своего патрона, допущенном во время выступления перед партийным активом. Димитров упомянул об отвергнутом Болгарией предложении Советского правительства о заключении мирного договора. Мануильский шёпотом подсказал ему, что этот факт не публиковался в печати, и Димитров сделал поправку. Но Мануильскому, очевидно, захотелось выглядеть в глазах Молотова святее самого папы Римского {247} .

Сохранившийся в архиве набросок записки или устного выступления, составленный Д. З. Мануильским, добавляет выразительные штрихи к портрету представителя ВКП(б) в Коминтерне. Автор записки указывает на многочисленные упущения в работе ИККИ: Секретариат не собирается, повседневное руководство секретарями отсутствует, Готвальд выпивает, нет открытой критики недостатков, расшатывается дисциплина и т. д. Документ не датирован, но, по всей вероятности, относится к военному времени, когда в Коминтерне не очень следили за соблюдением демократических процедур. Был ли дан ход этим констатациям, осталось неизвестным, скорее всего — нет.

Затем, уже в разгар Отечественной войны, Мануильский был уязвлён тем, что его фактически отстранили от руководящей работы в ИККИ, направив в Главное Политуправление Красной армии в качестве представителя Коминтерна по делам военнопленных («на 80 % в Политуправлении, на 20 % в Коминтерне» — так оценил Димитров распределение его загрузки).

Новый год Димитровы встретили дома, в привычной семейной обстановке. Георгий Михайлович подвёл итог в дневнике: «Тяжёлый, суровый, но замечательныйгод уходит из истории! Год— по своему значению для будущего человечества — равняющийся многим десятилетиям!»

Димитров справедливо назвал ушедший год замечательным. Именно в сорок втором закладывались основы коренного перелома в ходе войны. К концу декабря победный финал беспримерной Сталинградской битвы, длившейся шесть месяцев, уже не вызывал сомнений. Советские войска частью уничтожили, частью взяли в кольцо группировку противника (а под Сталинградом против Красной Армии сражались не только немцы — половина Европы участвовала в битве на Волге). В короткой записи Димитрова, датированной 1 февраля 1943 года, звучит ликование: «Закончена ликвидациягруппы немецко-фашистских войск в районе Сталинграда. Сдались в плен генерал Паулюси шестнадцать генералов. 330 000войск противника уничтожены или взяты в плен».

С особым вниманием Георгий Михайлович читал очередной выпуск «красного ТАССа». Заголовки в иностранных газетах кричали о сенсационной битве: «Контрнаступление, которое коренным образом изменило ход военных событий», «Огромный подъём в союзных странах», «Поворотный пункт войны», «Провал германского стратегического плана». А «Нью-Йорк тайме» сообщила, что в португальских банках растёт число вкладов, предусмотрительно открываемых гражданами рейха.

Ровно в те же дни в Германии отмечалось десятилетие прихода Гитлера к власти — «первое десятилетие», как торжественно объявило Радио Берлин. В тексте тассовского радиоперехвата описывался многотысячный митинг в Berliner Sportpalast (том самом Дворце спорта, где Димитров десять лет назад наблюдал, как толпа восторженно приветствует Гитлера). Геббельс зачитал воззвание фюрера к народу: «На всём протяжении от Крайнего Севера до пустынь Африки, от Атлантического океана до Эгейского моря несётся хвалебная песнь доблести нашим солдатам, песнь, которая будет звучать тысячелетия». Ему вторил Геринг: «Каждый немец ещё тысячу лет должен произносить со священным трепетом слово „Сталинград“ и вспоминать, что там Германия положила начало окончательной победе». Знакомые всё были лица, знакомые обманные фразы-перевёртыши…

Сталинградская победа вызвала подъём в рядах Сопротивления. Исполком Коминтерна ориентировал компартии на дальнейшее сплочение антифашистских сил, создание национально-освободительных армий на базе партизанских отрядов и подготовку вооружённых восстаний. В директивах постоянно подчёркивался приоритет национальных задач компартий, что соответствовало линии Советского правительства на сохранение и укрепление взаимодействия с союзными державами. Итальянской компартии было рекомендовано вести подготовку национального фронта, который после высадки союзников на юге страны развернёт борьбу за свержение правительства Муссолини и вывод страны из войны. Компартия Франции взяла курс на сотрудничество с движением «Сражающаяся Франция»; на переговорах в Лондоне стороны договорились, что будут действовать совместно в борьбе за изгнание оккупантов. Одобрив в целом декларацию Польской рабочей партии «За что мы боремся», Димитров подчеркнул, что ведущей мыслью декларации должно стать завоевание свободы и независимости Польши, новая внешняя политика и социально-политические преобразования в демократическом духе, и рекомендовал исключить из документа «революционные требования».