Александр Полещук - Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи

Что же теперь? Теплилась надежда, что удастся найти приемлемое решение, переговорив с Тито по пути в Прагу — там предстояло подписать договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи Болгарии с Чехословакией. Встречу предложили сами югославы. Но 19 апреля на белградском вокзале Димитрова протокольно вежливо приветствовали Милован Джилас и министр иностранных дел Симич. Переговоры на высшем уровне решили провести на обратном пути делегации в Софию, однако 25 апреля, накануне отъезда из Праги, Димитров получил телеграмму из Белграда — в ней без объяснения причин говорилось о нецелесообразности обещанной встречи.

Судя по всему, Димитров был последним из руководителей стран народной демократии, кто не скрывал надежду на восстановление прежних отношений. В статье «Борьба болгарского народа за демократию и социализм», опубликованной газетой Коминформа «За прочный мир, за народную демократию!», он высказался в пользу продолжения сотрудничества Болгарии с Югославией даже без создания федерации. Двадцать пятого мая послал Тито телеграмму: «Братский привет и наилучшие пожелания по случаю Вашего дня рождения». Восемнадцатого июня Тито ответил таким же знаком внимания: «Примите мои сердечные поздравления и самые тёплые пожелания по поводу дня рождения». И всё. Наверное, Димитров был бы не против стать посредником между Москвой и Белградом, но ни та, ни другая сторона не нуждалась в посреднике.

Следующим шагом к разрыву стало направленное в Белград письмо ЦК БРП(к), в котором выражалась солидарность с критическими замечаниями в адрес югославского руководства. Поскольку строптивый Тито не признал обвинения ЦК ВКП(б) справедливыми, Сталин в конце концов решил вынести конфликт на обсуждение Коминформбюро, чтобы осудить КПЮ в назидание другим.

На второе совещание компартий в Бухарест отправились Трайчо Костов и Вылко Червенков с наказом безоговорочно солидаризироваться с ВКП(б). Выступая в прениях по докладу А. А. Жданова «О положении в Коммунистической партии Югославии», Костов сурово осудил югославов за отрицание руководящей роли ВКП(б) и СССР, националистические проявления и отступления от марксизма-ленинизма, за сокрытие экономической информации от Советского Союза. Он также весьма критически проанализировал прошлую деятельность своей партии, отметив, что политическая линия БРП(к) после Девятого сентября была правильной, но при её реализации допущены серьёзные ошибки из-за «недооценки неизбежности обострения классовой борьбы в переходный период от капитализма к социализму, по линии иллюзии о возможности смягчения этой борьбы в наших условиях». Костов не удержался также от прозрачных намёков на ставшие неактуальными высказывания Георгия Димитрова о «патриотических промышленниках и торговцах» и о гармоничном сочетании в экономике государственного, кооперативного и частного секторов {340} . Речь настолько понравилась Жданову, Маленкову и Суслову, что её полный текст был отправлен самолётом Сталину.

По итогам Бухарестского совещания состоялись один за другим два пленума ЦК БРП(к) под председательством Георгия Димитрова. Пятнадцатый пленум ограничился формальным одобрением резолюции совещания и поставил задачи по пропаганде и изучению документов совещания в партийной среде. Но вскоре Димитров получил письмо члена Политбюро Добри Терпешева, в котором говорилось о необходимости «политических самопризнаний» руководства партии по ряду вопросов. Это были всё те же известные вопросы, завуалированно адресованные Димитрову: идея «эры Отечественного фронта», недооценка роли партии как руководящей силы, запаздывание революционных мероприятий в политической и хозяйственной области.

Шестнадцатый пленум ЦК состоялся 12–13 июля. Чтение его резолюций и протоколов заседаний сегодня оставляет гнетущее впечатление: с пожелтевших страниц льётся поток самоуничижительных признаний «слабостей и ошибок» партии, однообразных упрёков партийному руководству и дружных переоценок прежних лозунгов. Будь это реакция на критические замечания советских товарищей, такой настрой был бы объясним. Но БРП(к) в Бухаресте никто не критиковал, тем не менее самобичевание партийной элиты продолжалось два дня.

Начало «раздиранию одежд» положил сам Димитров. Он объявил неприемлемым существующий уровень внутрипартийной демократии, при котором роль коллективного руководства, начиная с Политбюро, принижена, а большевистский метод критики и самокритики не стал ведущей движущей силой развития. Существуют трения между различными группами партийного актива — бывшими политэмигрантами, бывшими партизанами и подпольщиками и новым партийным пополнением, не обладающим достаточным политическим опытом и марксистско-ленинской подготовкой. БРП(к) некритически восприняла югославский опыт и поторопилась начать национальные преобразования в Пиринском крае, не дожидаясь создания федерации двух стран. Многие «слабости и ошибки» партии Димитров объяснил отставанием в области теоретической разработки проблем перехода от капитализма к социализму в условиях Болгарии. Он признал неверными свои высказывания о гармоничном сочетании трёх секторов народного хозяйства, о возможности смягчения классовой борьбы в переходный период, о национальном пути к социализму. Самокритичные оценки Димитрова послужили сигналом для нескольких ораторов, поставивших уже от своего имени в вину генеральному секретарю всё те же «упущения». Правда, Коларов, Костов и Червенков дружно заявили и о своей доле ответственности, как членов Политбюро, за все принятые решения.

Таким образом, Димитров публично отказался от своих неординарных идей о характере режима народной демократии и вернулся к ортодоксальным, в духе «Краткого курса истории ВКП(б)», утверждениям о неизбежности обострения классовой борьбы в переходный период к социализму и универсальности советского опыта. Почему же это произошло? Ответ содержится в том же докладе. «Руководящая роль ВКП(б) и Советского Союза, — заявил Димитров, — всегда была бесспорной истиной для руководства нашей партии. Мы вели воспитание партии и всех трудящихся в духе беспредельной верности, любви и преданности ВКП(б), Советскому Союзу, товарищу Сталину — гениальному учителю и вождю трудящихся всего мира» {341} .

Болгария денонсировала договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи с Югославией в октябре 1949 года, уже без Димитрова {342} .

Во Врану стали понемногу стекаться книги из старой библиотеки, заботливо сохранённые Магдалиной и Стефаном Барымовыми. На некоторых стояла печатка «Л. и Г. Д.». Книги пробуждали воспоминания; по названиям и авторам, разноцветным пометкам и дарственным надписям можно было составить хронику давних лет. Помощники готовили шкафы для московского собрания. И уже стал формироваться третий массив литературы — болгарские приобретения и дарения последних лет. Помимо личных вещей, книги были единственной собственностью Димитрова, нажитой за долгие годы. Московская квартира, дача в Мещерине, вилла в Княжеве, дворец Врана, удобные автомобили, красивая мебель — все эти блага на самом деле являлись не более чем приложением к его статусу.