Александр Полещук - Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи

Не подготовка мировой революции, а обеспечение национальной безопасности и экономической независимости страны занимало теперь внимание советского руководства. Внешняя политика государства стала активной и прагматичной. «Мы ориентировались в прошлом и ориентируемся в настоящем на СССР и только на СССР, — заявил Сталин на XVII съезде. — И если интересы СССР требуют сближения с теми или иными странами, не заинтересованными в нарушении мира, мы идём на это без колебаний» {161} .

Советский Союз налаживал международное экономическое сотрудничество, поддерживал меры, направленные на создание системы коллективной безопасности, участвовал в антивоенном движении. В 1934 году были установлены дипломатические отношения с Венгрией, Румынией, Чехословакией, Болгарией. СССР вступил в Лигу наций, третируемую раньше как «опасный инструмент, направленный своим остриём против страны диктатуры пролетариата», и сразу стал постоянным членом её высшего органа — Совета Лиги. Таким образом, идея нового курса

Коминтерна на сотрудничество с левыми силами, активизацию антифашистских и антивоенных сил и расширение круга друзей СССР за границей появилась как нельзя более своевременно и отвечала интересам Советского государства.

Важно и другое: год 1934-й дал практические примеры сотрудничества коммунистов и социал-демократов на антифашистской платформе. Национальный совет Французской социалистической партии принял предложение коммунистов о совместных действиях против фашизма и войны, в результате чего был подписан пакт о единстве действий. На местных выборах обе партии получили дополнительные места. Морис Торез, выступая 24 октября в Нанте, выдвинул предложение о создании народного фронта с социалистами и радикалами, а вслед за этим подтвердил свою точку зрения на пленуме ЦК ФКП.

Однако следующий шаг к единству действий — переговоры представителей Коминтерна Марселя Кашена и Мориса Тореза с лидерами Социнтерна Эмилем Вандервельде и Фридрихом Адлером о совместном выступлении в поддержку бастующих испанских рабочих — не принёс успеха. Вандервельде и Адлер заявили, что не уполномочены принимать столь ответственное решение, поскольку отношение к возможному сотрудничеству с коммунистами у партий, входящих в Интернационал, различно. Если социалистические партии Италии, Испании, Франции и Германии — за такое сотрудничество, то рабочие партии Великобритании и скандинавских стран категорически против. У социалистических лидеров остались сомнения в искренности предложений Коминтерна. Тем не менее социал-демократическим партиям было позволено самостоятельно принимать решение о единых акциях с коммунистами. Вскоре блок коммунистов и социалистов сложился в Малаге, и Компартия Испании взяла на вооружение лозунг народного фронта.

На исходе года Сталин поздравил Мориса Тореза с успехом новой тактики ФКП, что послужило сигналом к одобрению Президиумом ИККП линии на создание широких народных фронтов. Тем самым новый курс получил весомую поддержку.

Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление о созыве VII конгресса Коминтерна в июле 1935 года и ассигновало на его проведение 2 миллиона 800 тысяч рублей. В документе Политбюро о работе делегации ВКП(б) в Коминтерне содержалось указание, основанное на предложениях Димитрова: «Используя огромный опыт работы ВКП(б) и популяризируя его среди компартий, необходимо, однако, избегать механического перенесения методов работы ВКП(б) на компартии капиталистических стран, работающих в совершенно иных условиях и стоящих на совершенно ином уровне развития».

Холостяцкое существование в условиях конспирации и прогрессирующий недуг жены породили своеобразный стиль отношений Димитрова с женщинами, в котором сострадание к неизлечимо больной Любице и забота о ней сочетались с романами на стороне. Женщин привлекало в нём не только внешнее обаяние, но в большей степени темпераментная натура, проступающая сквозь сдержанные манеры. Корреспондент французской газеты «Энтрансижан» Мари Шуази, которой одной из первых удалось взять интервью у нашего героя в Москве, обрисовала его весьма неравнодушным пером, назвав «спокойным гигантом с бетховенскими веками». На самом деле Димитров был отнюдь не «гигантом»: в извещении, распространённом берлинской полицией в марте 1933 года, указан его рост — 174 сантиметра. Глазам своего собеседника журналистка посвятила целых три фразы: «Издали они кажутся тёмными, как ночь. Вблизи же видно, как в этих серо-сине-зелёных глазах пульсируют отблески глубоких переживаний. Но подойдите ещё ближе — и они покажутся вам чистыми и ясными, как глаза ребёнка». В заключение Мари Шуази откровенно признаёт: «Весь он излучает какой-то нежный магнетизм, который необыкновенно волнует вас».

Перед отъездом в Болгарию мать спросила у Георгия, собирается ли он жениться. Сын пообещал обзавестись спутницей жизни, причём в скором времени. Имени своей избранницы он не раскрыл, но явно имел в виду 38-летнюю Рози Флейшман, с которой познакомился в Вене в 1927 году. Известно, что по приглашению Рози Димитров провёл новогодние праздники 1928 года в старинном чешском городке Босковице. Там в давние времена обосновалась одна из еврейских общин Моравии, к которой принадлежало и семейство Флейшманов. Димитров познакомился с матерью Рози (отца уже не было в живых), тремя её братьями и сестрой. Рози представила его как своего приятеля по имени Ян.

Внешне Рози Флейшман представляла собой полную противоположность хрупкой и поэтичной Любице: это была дама плотного телосложения с крупными чертами лица и практическим складом ума. В автобиографии, написанной много лет спустя, она указывает, что с 1929 года, будучи членом Компартии Чехословакии, помогала Димитрову в нелегальной работе как технический секретарь. В 1930 году она переселилась в Вену, где работала бухгалтером, занималась также художественным рукоделием {162} .

Живя в Берлине и поддерживая любовные отношения с Анни Крюгер, Димитров изредка переписывался и с Рози Флейшман. Регулярное общение между ними происходило также во время его тюремного заключения.

Он сообщил Рози, что Люба умерла в Москве «как подлинная мученица» и объяснился по поводу разнесённой газетчиками истории с фальшивой помолвкой. Однажды осторожно поинтересовался, как отнеслась бы Рози к его предложению о браке, и получил в ответ безусловное «да». (Небезынтересно отметить, что это произошло в сентябре 1933 года, когда исход процесса был вовсе не очевиден.)

Ещё одна претендентка на его руку и сердце, молодая сербская поэтесса Кити (Екатерина Владимировна) Йованович, жила в Москве. Когда-то Люба и Георгий поддерживали дружеские отношения с Кити и её мужем — сотрудником Наркомата иностранных дел СССР Борисом Троскуновым. В начале 1930-х годов Троскунов по неизвестным причинам пытался покончить с собой, после чего брак этой пары распался.