Питер Кенез - Полная история Белого движения

У штаба армии не было причин для обеспокоенности. Представители Дона и Терека занимали умеренную позицию, и кубанские казаки оставались в одиночестве. Умеренные с беспокойством слушали гневные нападки Рябовола на Добровольческую армию. Он высказывал свою обычную критику: клеймил армию за антидемократизм, возлагал на нее ответственность за повсеместный террор и, в частности, винил штаб в ссоре с Грузией. Его убийство породило временное сочувствие к его точке зрения, но это не изменило расстановки сил.

Делегаты Кубани отбыли на похороны в Екатеринодар, и после трехдневного перерыва донские и терские казаки продолжили обсуждение без них. Они быстро согласились по основным принципам и решили организовать встречу с Деникиным. Сахим-Гирей, новый глава делегации Кубани издалека, напрасно предупреждал конференцию, что переговоры с Деникиным преждевременны. 4 июля Деникин встретился с Харламовым и Каклюгиным от Дона и генералом В. И. Баскаковым от Терека. Обсуждение было дружеским. Казаки безоговорочно признали верховную власть адмирала Колчака и Деникина его представителем на Юге. Деникин, в свою очередь, снова подтвердил свою приверженность идее казацкой автономии и признал желательность законодательного органа, в котором будут принимать участие казаки.

Следующей задачей казаков была разработка деталей структуры свода законов, который они хотели представить Особому совещанию. Работа затянулась на два с половиной месяца, как минимум частично из-за разногласий между тремя делегациями. После похорон Рябовола кубанские казаки не вернулись в знак неудовольствия результатами переговоров с Деникиным. Чтобы сдвинуть ситуацию с мертвой точки, донской круг обратился к Раде и пообещал, что обсуждений с Добровольческой армией не будет, пока казаки не договорятся между собой об общей позиции. Но разногласия не исчезли; кубанские федералисты периодически удалялись с заседаний в знак протеста, и Рада раз за разом отдавала им распоряжение вернуться, потому что атаман и другие умеренные линейцы предостерегали, что Кубань может остаться в полном одиночестве.

Наконец, в сентябре начались переговоры между казаками и особым совещанием. Особое совещание выбрало представлять армию В. Н. Челищева, К. Н. Соколова, М. М. Фёдорова, Н. В. Савича и В. П. Носовича. Эти люди занимали даже еще более бескомпромиссную позицию, чем Деникин, и, соответственно, бесплодные разговоры тянулись, пока Ростов не пришлось эвакуировать из-за крупных поражений на фронте.

Политики настаивали на двух фундаментальных принципах: единство России и диктатура. При соблюдении этих условий они были готовы согласиться на автономию и принять консультативно-законодательное собрание. Казаки, напротив, считали свою автономию отправной точкой, а не уступкой, которую им делает Добровольческая армия. Они утверждали, что будущая Россия должна опираться на уже существующие антибольшевистские движения, и заявляли, что не могут признать правительство, в котором роль казаков будет чисто совещательной. Даже такие проармейские казаки, как атаман Богаевский и Харламов, не были удовлетворены исключительно совещательным собранием.

Согласия по фундаментальным вопросам не было, и делегаты проводили время за обсуждением деталей. Армия и казаки согласились, что внешняя политика, оборона и финансы должны находиться в компетенции центральных органов власти, тогда как такие вопросы, как политика, местное самоуправление и косвенное налогообложение, должны остаться за войсками.

Кубанские политики все больше раздражали командование Добровольческой армии. Летом 1919 года им пришлось вынести безудержную риторику, последовавшую за убийством Рябовола; в Париже они не могли принять меры против дипломатов, агитировавших против армии; они со смятением наблюдали за переговорами казаков относительно организации движения; что важнее всего, они слушали все более нетерпеливые требования о независимой армии.

В то же время в Раде выросла озлобленность в адрес армии. Это был результат не только бескомпромиссно централистской политики Особого совещания; сыграла роль и бестактность Деникина. Когда атаман Филимонов вспоминал в изгнании о событиях осени 1919 года, он осуждал не столько поступки Деникина, сколько его нечувствительность к настроениям казаков. Трудно понять значимость примеров Филимонова, но мы должны поверить ему на слово и принять тот факт, что поведение Деникина приводило казаков в ярость. Например, 19 июня Деникин встретился с представителями казачества в Екатеринодаре и предложил им определиться, «с Россией они или против нее». Поскольку многие казаки считали себя хорошими россиянами, эта формулировка расстроила и оскорбила их. Тем же вечером во время обеда, данного в честь прибывших атаманов, Деникин говорил об «ужасном вчера, странном сегодня и прекрасном завтра». Казаки интерпретировали слова Деникина о «странности сегодня», справедливо или нет, как нападки на их автономию. Согласно Филимонову, Деникин также выказал раздражение, увидев флаг Кубани.

Растущая враждебность между штабом армии и Радой сделала положение умеренных безвыходным. Влияние Филимонова на Раду непрерывно уменьшалось. Что важнее всего, Рада сняла Науменко с поста военного министра, потому что он не работал над созданием независимой армии.

Некоторые представители штаба предлагали использовать силу. Генерал Покровский, последний командир Кубанской армии и примитивный политик, неоднократно предлагал использовать свои войска против Рады. В ноябре 1918 года, когда Рада приняла программу Быча, которую генералы сочли оскорбительной, Деникин некоторое время обдумывал возможность принять предложение Покровского. В итоге он отклонил идею интервенции, и инцидент был сглажен компромиссом. Главнокомандующий одобрил бы переворот, осуществленный атаманом, но Покровский напрасно предлагал свои услуги Филимонову.

Сентябрь и октябрь 1919 года, период крупных побед над Красной армией, казался удобным моментом для того, чтобы позаботиться о внутренних противоречиях и усилить тылы. В конце сентября в Ставке появился таинственный полковник Н. и предложил организовать линейцев в поддержку конституционной реформы, что сделало бы атамана сильнее в противостоянии с Радой. Полковник Н. получил некоторую сумму денег, что означало, что штаб был готов к вторжению; но ничего не вышло, и деньги были потрачены впустую.

В ходе дискуссий с Врангелем Деникин решил осуществить более амбициозный план. Врангель, который в тот момент возглавлял Кавказскую армию, почти целиком состоящую из кубанских казаков, был особенно озабочен политической жизнью этого казачьего региона. Он считал, что боевой дух его солдат снизился, и винил сепаратистскую агитацию. Поскольку его армия зависела от Кубани в вопросах продовольствия, его тревожило, что политическая нестабильность может также подорвать систему снабжения. Деникин и Врангель понимали, что в местной Раде, заседание которой по графику должно было вскоре состояться, у черноморских казаков будет самое крупное большинство за всю ее историю. Ходили слухи, что новая Рада потребует отставки Филимонова и изберет вместо него Быча. Ни Врангель, ни Деникин не были высокого мнения о Филимонове; они считали его нерешительным и потеряли к нему доверие. Но избрание Быча было бы неприкрытым вызовом армии.