Вячеслав Никонов - Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

— Войны не будет, — заверил соотечественников президент Вильсон 4 января. — Для нас принять в ней участие — это совершить преступление против цивилизации.

Однако немецкое руководство сделает все, чтобы втянуть США в войну. Кайзер, несмотря на возражения Бетман-Гольвега, 9 января принял роковое решение: «неограниченную войну немецких подводных лодок против всех кораблей, невзирая на то, под каким флагом и с каким грузом они идут, предлагалось начать 1 февраля «с максимальной энергией».

В январе 1917 года, когда еще действовали ограничения на подводную войну, немецкие подлодки потопили 51 британский корабль, 63 корабля других союзных государств и 66 кораблей нейтральных стран общим водоизмещением более 300 000 тонн. Когда целями станут и американские торговые суда, эти цифры существенно возрастут. 21 января (3 февраля) немецкая подлодка U-53 в районе островов Силли потопила американский грузовой транспорт «Хаусатоник». В тот же день президент Вильсон заявил в конгрессе, что разрывает дипломатические отношения с Германией. Еще один гвоздь в крышку гроба американского изоляционизма был вбит 6 (19) февраля, когда в Лондоне смогли расшифровать телеграмму немецкого госсекретаря и министра иностранных дел Артура Циммермана, призывающую Мексику начать войну против Соединенных Штатов и «вернуть себе» Техас, Аризону и Нью-Мексико. 12 (25) февраля немецкая подлодка у мыса Фастнет торпедировала лайнер «Лакония».

В ту неделю, когда в Петрограде разворачивались революционные события, немцы торпедировали американский корабль «Алгонкин», а в течение следующих дней — еще три судна [1042] Гилберт М. Первая мировая война. М., 2016. С. 411–412, 415, 419, 423. . Однако Вильсон войну не объявлял.

Вскоре он поменяет свое мнение.

Но даже и без Соединенных Штатов Страны Антанты могли рассчитывать на победу. «По материальным признакам 1917 г. сулил широкие перспективы для Антанты. Она серьезно могла рассчитывать на победоносное окончание войны в этом году. Соотношение военного могущества обеих коалиций всецело перешло на ее сторону. Центральные державы хотя и сохраняли обширные завоеванные ими территории и хотя их укрепленные фронты не дали еще нигде видимой трещины, но фактически они находились на краю полного истощения и невозможности продолжать войну» [1043] Зайончковский А. М. Первая мировая война. С. 391. , — уверял Зайончковский.

Альфред Нокс подтверждал: «По мнению наиболее полно информированных русских офицеров и офицеров союзников, до революции у нас были все основания надеяться на то, что кампания 1917 г. станет решающей… Все эти надежды были обмануты после того, что произошло в России» [1044] Нокс А. Вместе с русской армией. Дневник военного атташе. 1914–1917. М., 2014. С. 668. .

Новость о Февральской революции взорвала мировое сообщество. Причем, заметим, первая реакция была скорее радостной. Почти повсеместно западные демократии испытывали к Николаю II — своему самому верному союзнику — почти те же чувства, что и российская либеральная оппозиция. Его считали диктатором, склонным к тому же к поиску сепаратного мира с Германией.

Известно, что Ллойд-Джордж, получив известие об отречении императора, радостно воскликнул: «Одна из целей войны для Англии наконец достигнута» [1045] Хрусталев В. М. Последние дни Великой династии. М., 2013. С. 300. .

«Британия и Франция стали в значительной степени жертвами собственной пропаганды, которая представляла войну как борьбу за свободу против автократии, — замечал британский историк Роберт Уорт. — Присутствие царской России в демократическом лагере было серьезной помехой в этой идеологической войне, и было только естественно, что революция была встречена как удар, нанесенный по абсолютистской власти Гогенцоллернов и Габсбургов… Своевременность революции была особенно отмечена Соединенными Штатами, в то время как раз готовившимися к крестовому походу с целью «обезопасить мир для демократии» [1046] Уорт Р. Антанта и русская революция. 1917–1918. М., 2006. С. 36. .

Первой отреагировала пресса. Освобожденная от политических ограничений, она обрушила шквал критики в адрес отрекшегося императора. Английский журнал «Нэйшн» ликовал: «Величайшая в мире тирания пала! Радостный трепет пробежал по всей демократической Европе, когда она узнала удивительную весть о революции в России» [1047] Русское богатство. 1917. № 6–7. С. 109. .

В западной прессе революция представлялась как антигерманский переворот, произведенный из патриотических целей под руководством Думы. Заголовок в лондонской «Таймс», полуофициальном органе министерства иностранных дел, приветствовал ее как «победу в военном движении». Французская «Пти репюблик» провозглашала «триумф либерализма» в России как начало завершающего этап борьбы с «германским варварством» [1048] Уорт Р. Антанта и русская революция. 1917–1918. С. 37. . Заметное различие заключалось в том, что пресса Англии и Франции чуть более благосклонно отнеслась к отрекшемуся императору, выражая ему нечто похожее на признательность и симпатию, тогда как в США его уходу просто несказанно и скабрезно радовались.

Было и еще одно — не высказываемое открыто — основание для радости в западных столицах: «ослабление России для других держав Антанты и прежде всего для Англии означало исчезновение важного потенциального соперника на международной арене… В западных столицах видели перспективу или уж точно надеялись на то, что Россия превратится в «политический остров», не способный оказывать влияние на европейские дела [1049] Первая мировая война и судьбы европейской цивилизации. С. 345. .

Первыми из официальных лиц в Великобритании отреагировали лейбористы, которые уже 4 (17) марта направили поздравления классово близким лидерам Керенскому и Чхеидзе, выражая надежду, что они внушат Совету, «что любое ослабление военных усилий означает несчастье для товарищей в окопах и для нашей общей надежды на общественное возрождение» [1050] Уорт Р. Антанта и русская революция. 1917–1918. С. 38. . Обращение Временного правительство к союзникам было получено в Лондоне в воскресный день, и, несмотря на это, Бальфур немедля принял посла Константина Дмитриевича Набокова, который приходился младшим братом управляющему делами Временного правительства и, соответственно, дядей знаменитому писателю. Через три дня Набокова примет Ллойд-Джордж [1051] Набоков К. Д. Испытания дипломата. СПб., 2014. С. 51. . Результатом их встречи стала отправленная 10 (23) марта князю Львову с Даунинг-стрит, 10 телеграмма: «С чувством глубокого удовлетворения узнали народы, населяющие Великобританию и ее владения на пространстве морей, что их великая союзница Россия стала ныне в ряды народов, основывающих свои учреждения на ответственном правительстве… Революция, которой вверил русский народ свои судьбы, революция, основанная на начале свободы, является самой большой услугой, которую до настоящего времени оказала Россия тому общему делу, за которое сражаются союзники, начиная с 1914 г. (жертвы на поле боя — не в счет! — В.Н.)» [1052] Первая мировая война в оценке современников: власть и российское общество. 1914–1918. М., 2014. С. 468–469. .