Вячеслав Никонов - Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

Милюков просил Бьюкенена срочно выяснить, сможет ли Николай с семьей выехать в Англию 6 марта. Посол в тот же день отправил соответствующий запрос в Лондон. Ответа не было. 8 марта Бьюкенен шлет повторный запрос, добавив, что Милюков «очень хотел бы, чтобы Его Величество покинул Россию» и «был бы рад, если бы английский король и английское правительство предложили царю убежище в Англии».

Только 9 марта глава британского МИД Бальфур наконец телеграфировал Бьюкенену, что король и британское правительство «рады пригласить царя и царицу поселиться в Англии и остаться здесь на все время войны. Передавая это сообщение русскому правительству, вы должны разъяснить, что русское правительство должно нести ответственность за предоставление Их Величествам необходимых средств для жизни соответственно положению Их Величеств». 10 марта Бьюкенен передал послание Милюкову и информировал Лондон: «Милюков чрезвычайно заинтересован в том, чтобы это дело не было предано гласности, так как крайние левые возбуждают общественное мнение против отъезда царя из России… Когда я поднял вопрос о средствах царя, меня уведомили, — что, по имеющимся у министра иностранных дел сведениям, царь обладает значительным личным состоянием» [1072] Хрусталев В. М. Последние дни Великой династии. М., 2013. С. 300–302. . При встрече с Милюковым посол «выразил надежду, что приготовления к путешествию Их Величеств в порт Романов (Мурманск. — В.Н.) будут сделаны без проволочек» [1073] Бьюкенен Дж. Мемуары дипломата. С. 268. . Почему же этого не произошло?

Англичане, пишет биограф императорской семьи Владимир Хрусталев, опасались из-за царя испортить отношения с реальными правителями страны, тем самым подорвать свое влияние на русских и поставить под вопрос их участие в войне» [1074] Хрусталев В. М. Последние дни Великой династии. С. 301. . И перекладывали вину за последующее на российские власти: «противодействие Совета становилось все сильнее», и Временное правительство не отважилось принять на себя ответственность за отъезд императора и отступило от своей первоначальной позиции». Посол утверждал, что после предоставления императору и его семье убежища в Англии большего «мы сделать не могли. Наше предложение осталось открытым и никогда не было взято назад» [1075] Бьюкенен Дж. Мемуары дипломата. С. 269. .

Вот здесь посол уже прямо обманывал. Секретарь короля Георга V лорд Стэнфордхэм направляет в конце марта Бальфуру записку недвусмысленного содержания: «Его Величество не может не думать, что, учитывая трудности путешествия, а также соображения более общего порядка, было бы неразумным, чтобы императорская семья поселилась в нашей стране». С этого момента дверь в Англию для императорской семьи намертво была закрыта с британской стороны. В опубликованном вскоре после этого коммюнике Форин Офис говорилось: «Правительство Его Величества не настаивает на подтверждении своего первоначального предложения гостеприимства для императорской семьи». Дания, родина вдовствующей императрицы, оказалась не более гостеприимной.

Версия Керенского, конечно же, тоже самооправдательна. И для ее обоснования уже историк Керенский поработает с первоисточниками: «Британское правительство пересмотрело свое решение и отказалось оказать гостеприимство этим родственникам своего собственного королевского дома до тех пор, пока длится война. К сожалению, сэр Джордж Бьюкенен не сообщил об этом решении немедленно Временному правительству, и оно продолжало подготовку к отъезду Николая в Англию. Когда она была завершена, Терещенко (который возглавит МИД только в мае! — В.Н.) попросил сэра Джорджа войти в контакт со своим правительством по вопросу о том, когда можно ожидать прибытия в Мурманск британского крейсера, который заберет на борт императорскую семью. И только в этот критический момент сэр Джордж с нескрываемой горечью сообщил, что прибытие императорской семьи в Англию не считается более желательным.

К сожалению, сэр Джордж не мог позволить себе раскрыть правду. В 1932 году, после смерти сэра Джорджа, его дочь Мэриэл описывает тот шок, который испытал ее отец, получив из Лондона указание отменить приглашение, предоставленное 10 марта членам императорской семьи. «После выхода в отставку мой отец намеревался раскрыть правду, — пишет Мэриэл, — однако министерство иностранных дел уведомило его, что он потеряет пенсию, если сделает это» [1076] Buchanan M. The Dissolution of Empire. London, 1932. P. 192, 195–197. . Сэр Джордж, чьи личные средства были весьма ограничены, не решился идти против воли правительства. Вину за перемену в политике Мэриэл Бьюкенен возлагает на Ллойда Джорджа, но в официальной биографии Георга V, на которую ссылался Керенский, было записано, что король лично принял решение после того, как «предложение о предоставлении убежища в Англии царю и его семье стало достоянием гласности. В левых кругах палаты общин и в прессе поднялся возмущенный крик. Король, которого несправедливо сочли его инициатором, получил немало оскорбительных писем. Георг V понял, что правительство не в полной мере предусмотрело всевозможные осложнения. 10 апреля (н. ст.) он дал указание лорду Стэнфордхэму предложить премьер-министру, учитывая очевидное негативное отношение общественности, информировать русское правительство, что правительство Его Величества вынуждено взять обратно данное им ранее согласие».

Керенский далее писал: «На меня возложили неблагодарную задачу сообщить бывшему царю об этом новом повороте событий. Вопреки моим ожиданиям, он отнесся к этому сообщению абсолютно спокойно и выразил пожелание вместо Англии отправиться в Крым» [1077] Керенский А. Ф. Россия на историческом повороте. Мемуары. М., 1993. С. 234–235. .

А что сам Георг V, он не чувствовал угрызений совести в отношении «дорогого кузена Ники» и его семьи? Известна только одна его фраза на этот счет: «Эти проклятые политиканы! Если бы он был одним из них, они действовали бы куда быстрее. Но только потому, что этот бедолага был царем…» [1078] Уорт Р. Антанта и русская революция. 1917–1918. С. 46.

Франции, несмотря на всю радость от русской революции, было не до России. В марте разразился правительственный кризис. Не только в обществе, но уже и в армии нарастало брожение, которое правительство всячески стремилось замолчать. «Бесплодные потери, объяснявшиеся бесталанностью высшего военного руководства, оказались решающим толчком, повлекшим за собой революционные выступления в целом ряде французских пехотных и артиллерийских полков, однако ни во французском Генеральном штабе, где при каждом моем посещении я встречал все меньше откровенности, ни из прессы никаких сведений об этих революционных выступлениях узнавать не удавалось. О них только говорили шепотком депутаты парламента», — свидетельствовал российский военный представитель в Париже Алексей Алексеевич Игнатьев. Российские военные заказы, по его свидетельству, исполнялись все хуже… «Росли и склады неотправленного в Россию военного имущества: англичане с каждым месяцем сокращали размер предоставляемого ими морского тоннажа. Это было негласным нажимом союзников на Временное правительство» [1079] Игнатьев А. А. Пятьдесят лет в строю. Т. 2. М., 1989. С. 292–293, 302–303. .