Вячеслав Никонов - Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

А 12 апреля Тома, не поставив в известность посла, пополудни встретился с Керенским. Встреча «братьев» прошла в теплой и дружеской обстановке. Керенский не скрывал теплых воспоминаний о том, как он впервые увидел «бородатого светловолосого коренастого француза с воодушевленным взглядом, сверкавшим из-за золоченой оправы очков, с искренней и одновременно хитрой улыбкой, исключительно напоминавшего русского интеллигента, своими усилиями выбившегося в какой-нибудь Костроме из мужицкой среды… Тома — по-моему, единственный из всех бывавших в России в 1917 году иностранцев — по велению своего сердца относился к русской революции, к русскому духу, к нашим несчастьям» [1254] Керенский А. Ф. Русская революция 1917. С. 317. .

Речь шла о целях войны. Тома рассказал Палеологу: «Керенский энергично настаивал на необходимости приступить к такому пересмотру, согласно постановлению Совета; он полагает, что союзные правительства потеряют всякий кредит в глазах русской демократии, если они не откажутся открыто от своей программы аннексий и контрибуций.

— Признаюсь, — говорит мне Альбер Тома, — что на меня произвели сильное впечатление сила его аргументов и пыл, с каким он их защищал…

Тома заключил:

— Мы будем вынуждены выбросить балласт» [1255] Палеолог М. Царская Россия накануне революции. С. 437–438. .

Полагаю, это замечание означало, что в тот день от лица французского правительства он дал добро на задуманное группой Керенского переформатирование правительства российского. В первую очередь предстояло избавиться от Милюкова. «Тома играл двусмысленную роль и отзывался о Милюкове пренебрежительно и враждебно… Фактически, конечно, этот уход был делом рук социалистов, которым в данном случае помог Альбер Тома» [1256] Набоков В. Д. Временное правительство. С. 68, 66. , — уверен Набоков. Милюков почувствовал угрозу. Утром 13 апреля он меланхолически замечал Палеологу:

«— А ваши социалисты не облегчают моей задачи.

Затем он рассказывает, что Керенский в Совете хвастается, что обратил их в свою веру, даже Альбера Тома, и что уже считает себя единственным хозяином внешней политики» [1257] Палеолог М. Царская Россия накануне революции. С. 438–439. .

Милюков таким образом описывал интригу Керенского, говоря о себе в третьем лице: «Чтобы форсировать положение, Керенским пущено было в печать сообщение, что «Временное правительство подготовляет ноту, в которой оно обратится в ближайшие дни к союзным державам. В этой ноте Временное правительство более подробно разовьет свой взгляд на задачи и цели нынешней войны, в соответствии с обнародованной уже Временным правительством декларации по этому вопросу» [1258] Милюков П. Н. История второй русской революции. С. 81. .

Милюков был возмущен вторжением в его епархию. Набоков рассказывал, как на заседании правительства «Милюков обратился с вопросом, кто дал такое заведомо не соответствующее действительности communique прессе. Керенский несколько смутился, пытался увиливать, говоря, что он не отвечает за ту форму, в которой пресса передала его слова, но в конце концов заявил, что при сложившихся обстоятельствах такое сообщение не считает необходимым. Тогда Милюков сказал кн. Львову, что если Керенский не опровергнет сообщения, он, Милюков, немедленно подаст в отставку. Так как уже было поздно и все устали, решено было обсудить вопрос вечером. Произошло очень бурное заседание, в котором Керенский почувствовал себя совершенно одиноким, так как даже его наиболее твердые сторонники находили допущенный им прием совершенно неприличным и невозможным» [1259] Набоков В. Д. Временное правительство. С. 67. .

Опровержение было опубликовано на следующий день. А Керенский при очередной встрече с Тома прямо говорит, что наибольшую угрозу для Временного правительства представляют Милюков и «люди Ленина на крайнем правом фланге». И добавил:

— Если Милюков будет продолжать в том же духе, то я уйду из правительства и тогда все рухнет [1260] Тютюкин С. В. Александр Керенский. Страницы политической биографии (1905–1917 гг.) М., 2012. С. 145. .

В интригу вокруг смены правительства вовлекается и английское посольство, Бьюкенен в середине апреля активно встречается с Терещенко и Керенским и заносит в дневник: «Терещенко — очень умный и желает помочь нам в отношении доставки обещанной пшеницы и строевого леса. У меня с ним наилучшие отношения, и я постепенно вхожу также в дружбу с Керенским, который вначале скорее относился с подозрительностью к моим действительным чувствам в отношении революции. К несчастью, он плохо говорит по-французски, но когда он обедал в посольстве, то Локкарт (наш генеральный консул в Москве), который бегло говорит по-русски служил для нас переводчиком, и мы имели продолжительную и откровенную беседу» [1261] Бьюкенен Дж. Мемуары дипломата. М. — Мн., 2001. С. 280–281. .

Милюков в курсе: «Бьюкенен устроил у себя ряд совещаний с Керенским, Львовым, Церетели и Терещенко. Прекрасно образованный, владеющий английским языком в совершенстве, притом очень ласковый и вкрадчивый в манере разговора Терещенко был в фаворе у Бьюкенена» [1262] Милюков П. Н. Из тайников моей памяти. М., 2015. С. 906. . Чем не замена Милюкова на посту главы МИД?

Вероятно, по следам этих бесед 17 апреля Бьюкенен записывает: «Между Керенским и Милюковым происходит генеральное сражение по вопросу о знаменитой формуле «мира без аннексий», и так как большинство министров находятся на стороне Керенского, то я не буду удивлен, если Милюкову придется уйти. Это будет во многих отношениях потерей, так как он является представителем умеренного элемента в кабинете и держится вполне здоровых взглядов по вопросу о войне, но он пользуется столь слабым влиянием на своих коллег, что никогда не знаешь, окажется ли он в состоянии осуществить на деле то, что обещает» [1263] Бьюкенен Дж. Мемуары дипломата. С. 281. .

Первомай страна отметила с пролетариями всей планеты по Юлианскому календарю — 18 апреля. Палеолог фиксировал в дневнике: «Несколько дней уже подготовляется колоссальная манифестация на Марсовом поле. Погода не благоприятствует. Серое небо; резкий, пронзительный ветер. Нева, начавшая было таять, снова сковала свои льдины. С утра по всем мостам, по всем улицам стекаются к центру шествия: шествия рабочих, солдат, мужиков, женщин, детей; впереди высоко развеваются красные знамена, с большим трудом борющиеся с ветром» [1264] Палеолог М. Царская Россия накануне революции. С. 450. .

Прежнего радостного настроения масс на улицах уже не чувствовалось. «Биржевые ведомости» отметили: «Не было настоящего веселья, не было праздничного настроения. Были серьезные лица, содержательные речи, но не чувствовалось радостного биения сердца народа, не видно было радостно-лучистых глаз, говорящих, что радость переполняет сердце, бьет ключом… Опасение и тревога за молодую и еще неокрепшую свободу чувствовались в этой могучей толпе, опасение за целость революционной демократии, вставшей на защиту свободной России. Призрак Ленина витал над толпой».