Вячеслав Никонов - Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

Были у большевиков надежды на объединение и с левым крылом меньшевиков, которое возглавлял Мартов, также вернувшийся в Россию и быстро рассорившийся с руководством своей партии. На майской Всероссийской конференции меньшевиков победило правое течение, оно же утвердилось и в руководящем центре партии Организационном комитете.

Мартов рассказывал супруге о конференции: «Наши, с самого начала революции сбившиеся с циммервальдской линии на подозрительную помесь интернационализма с признанием долга «защищать революцию» и «быть верными союзникам», сделали окончательную глупость, войдя в министерство на основе простого обещания поднять вопрос у союзников о «пересмотре целей войны», а не на почве ясного соглашения о требовании немедленного мира…» [1391] 1917: Частные свидетельства о революции в письмах Луначарского и Мартова. С. 192–193. .

Но в Петроградской организации уже в середине мая господствующее положение заняли интернационалисты, и группа меньшевиков-оборонцев, руководившая Петроградским Советом, оказалась лишена опоры даже в собственной партии в рабочих районах столицы. «Это отсутствие поддержки со стороны местной партийной организации лишь в малой степени компенсировалось голосованиями Организационного комитета, который сам висел в воздухе, и усилиями «Рабочей газеты», которая, увы, не имела ни влияния, ни читателей. Слабость этой газеты особенно подчеркивалась сравнением с «Новой жизнью», бывшей неофициальным органом «интернационалистов» [1392] Войтинский В. С. 1917-й. Год побед и поражений. С. 122. .

Но и с большевиками меньшевикам-интернационалистам было не пути. «А Ленин с Троцким решили остаться на далеком расстоянии. Оба, а с ним все наши Луначарские, Безработные и Рязановы, заняли совсем сумасшедшую позицию, разнуздывают все стихийные движения, обещают массам чудо от захвата власти, проповедуют свержение нового Временного правительства и т. д. Сговориться с ними явно невозможно» [1393] 1917: Частные свидетельства о революции в письмах Луначарского и Мартова. С. 193. .

В начале мая избрали новый состав Петербургского комитета большевиков. ПК сильно разросся, и на заседании 10 мая по предложению Сталина было решено создать Исполнительную комиссию из девяти человек, ответственную за каждодневную работу. К старожилам — Калинин, Молотов, Залуцкий, Лацис, Подвойский — добавились двое, вернувшихся из сибирской ссылки. Станислав Викентьевич Косиор, поляк, рабочий-металлург, возглавлявший ранее организацию РСДРП в Киеве. И Михаил Павлович Томский (Ефремов) — питерский печатник, тонкий конспиратор и профсоюзный организатор, делегат еще Лондонского съезда партии в 1907 году, получивший свой псевдоним после побега из ссылки — от Нарымского края до Томска. Низкого роста, сухощавый с маленькой головой и рыжеватыми подстриженными усами, он отличался оживленной веселостью. К концу месяца к ним присоединится еще одна примечательная личность — межрайонец Моисей Маркович Володарский, приобретший большой опыт пропагандистской деятельности в рабочих организациях США. Бледный, болезненного вида юноша в очках и с выразительным орлиным профилем, он быстро выдвинулся в партии благодаря выдающему «американскому» красноречию и прямолинейной бескомпромиссности.

Альянс большевиков и межрайонцев — пусть и не оформленный — укрепил позиции и тех, и других. Именно май стал временем стремительного роста их влияния в столице. Войтинский писал: «Правительство приступило к работе при наилучших предзнаменованиях. Но меньше, чем через неделю, все изменилось: в рабочих кварталах Петрограда и в казармах поднялась волна недоверия, раздражения против коалиции, и день ото дня эта волна поднималась все выше, все грознее. Не апрельские дни и не июньское наступление, а именно середина и вторая половина мая принесла нам в Петрограде наиболее тяжелые поражения… Стремительный поворот настроения в народных низах объяснялся, думается мне, тем, что массы ждали от коалиции чуда… Но прошло пять дней, прошла неделя, и все осталось по-старому… Где мир? Где хлеб? Где чудо? Вместо ожидаемого мира — слух о готовящемся наступлении на фронте. Вместо хлеба — дальнейший рост разрухи, дороговизны. Безработицы. Вместо земли — какая-то статистика. Чудо не пришло!» [1394] Войтинский В. С. 1917-й. Год побед и поражений. С. 116.

Ленину оставалось только напоминать: «Приступать к делу для спасения страны от неминуемой ужаснейшей катастрофы можно и должно немедленно, не теряя ни одного дня. Вся суть в том, что «новое» Временное правительство не хочет приступить к делу, а если бы захотело, то не сможет, будучи опутано тысячами цепей охраны интересов капитала» [1395] Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 32. С. 106–107. .

Войтинский признавал: «Заводские митинги один за другим выносили резолюции с выражением недоверия коалиционному правительству. На многих заводах большевики предлагали потребовать, чтобы такой-то «товарищ министр» явился на митинг для доклада и объяснений… Когда меньшевики и эсеры, сторонники коалиции, доказывали, что министрам некогда ездить по заводам, в ответ раздавалось:

— С рабочими им говорить некогда, а с буржуями небось целый день разговаривают!» [1396] Войтинский В. С. 1917-й. Год побед и поражений. С. 116, 117.

Большевики создали постоянно действующие центры агитации в столице и в других крупных городах. В Петрограде главным таким центром оставался дворец Кшесинской, и все попытки выкурить из него большевиков не увенчались успехом. При том, что «бульварные газеты на все лады смаковали эту метаморфозу «проклятого особняка» — а затем пикантную «тяжбу Кшесинской и Ленина». Особняк оказался не только удачной находкой, но и — с мая — зубной болью большевиков: хозяйка выиграла у них суд. Впрочем, в дом она так и не вернулась; большевики затягивали исполнение судебного решения, и только в июле их силой вышибли оттуда» [1397] Данилкин Л. Ленин. С. 494. .

Начальник контрразведки Никитин продолжал отслеживать работу этого главного «гнезда немецкого шпионажа»: «Обыкновенно, возвращаясь домой около 3 часов ночи, я проезжал мимо штаба большевиков, занимавшего дом Кшесинской, и всегда видел на площади немного поредевшую за день, но все еще большую толпу солдат. Иногда, сойдя с автомобиля, я пробивался к балкону, с которого говорил очередной оратор. Мои разведчики шли своими путями. Меня просто интересовал вопрос: о чем можно говорить каждые сутки, с утра до такого позднего часа, чтобы иметь столь многочисленную аудиторию… Речь каждого оратора продолжалась в среднем полчаса. Его без задержки сменял другой. Организованные станции T.S.F. [1398] T.S.F. (telegraphee sans fil) ( фр. ) — беспроволочный телеграф. могли бы позавидовать такой пунктуальности, особенно при работе, рассчитанной без малого на круглые сутки. Содержание речей было одинаково и давно нам знакомо из любого митингового выступления. Оно только дополнялось измененными рассказами, цинизм которых не уступал фантазии; но зато неизменно заканчивалось непосредственным призывом, обращенным к солдатам, стоящим под балконом, идти, идти именно им и взять то, что принадлежит другим».