Вячеслав Никонов - Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

В Могилеве о таких настроениях в столице быстро стало известно. Лукомский писал: «Мы получали постоянные предупреждения, что неудовольствие против генерала Корнилова и Ставки среди Временного правительства все нарастает и что Совет рабочих и солдатских депутатов начинает настаивать на удалении генерала Корнилова и на разгоне контрреволюционеров Ставки» [2013] Лукомский А. С. Очерки из моей жизни. Воспоминания. С. 385. . Оптимизм, который разлился в Ставке после воцарения там Корнилова, быстро улетучился. «Веселым и интересным беседам во время обедов пришел конец, — подтверждал Хаджиев. — Верховный за обедом почти не разговаривал и часто, не окончив свою еду, уходил в свой кабинет. Нервы у всех в Ставке были натянуты, как струны, и казалось, что вот-вот приближается момент, когда струны оборвутся» [2014] Хаджиев Р. Жизнь и смерть генерала Корнилова. М., 2014. С. 116. .

Корнилов с тяжелыми предчувствиями 3 августа прибыл в Петроград для первого — в новом качестве — доклада Временному правительству. Керенский принял Корнилова в библиотеке императора Александра III. Позднее оба собеседника вынуждены будут давать показания о своих беседах следователям по «делу Корнилова». Показания разойдутся диаметрально. По версии Корнилова, диалог в Зимнем дворце звучал примерно так:

— Со времени Вашего назначения Верховным главнокомандующим Ваши представления Временному правительству носят слишком ультимативный характер, — нападал Керенский.

— Эти требования диктуются не мною, а обстановкой, так как боеспособность армии слишком понижена, а противник, видимо, намеревается использовать такое состояние армии и разруху в стране, — объяснял Корнилов.

Здесь Керенский впервые поинтересовался:

— Следует ли мне оставаться для руководства государством?

Смысл своего ответа Корнилов передавал так:

— По моему мнению, влияние Ваше значительно понизилось; но тем не менее я полагаю, что Вы как признанный вождь демократии должны остаться во главе правительства, и другого положения я себе не представляю.

Керенский в связи с этой версией Корнилова очень резко отозвался о нем как о человеке, которому этого рода вопросы «просто были не по разуму». Премьер показывал, что, напротив, ему самому пришлось убеждать Корнилова, что уход его, Керенского, невозможен. «Я помню еще, — продолжал Керенский, — что на мой вопрос о диктатуре Корнилов в раздумье ответил:

— Что же, может быть, и на это придется решиться.

— Но ваш путь неизбежно приведет к новому избиению офицерства.

«Человеку, ничего не понимающему в политике», Керенский, по собственному признанию, устроил форменный экзамен на доверие и политическую благонадежность. Корнилов ни того ни другого испытания не выдержал» [2015] Керенский А. Прелюдия к большевизму. С. 80–82; Войтинский В. С. 1917-й. Год побед и поражений. С. 188; Милюков П. Н. История второй русской революции. С. 281–282. . В мемуарах Керенский добавит: «Во время обеда с Корниловым 3 августа я попросил его принять дисциплинарные меры в отношении некоторых штабных офицеров, чьи имена я ему сообщил. Однако никаких мер принято не было» [2016] Керенский А. Ф. Россия на историческом повороте. Мемуары. С. 208. .

Заседание правительства был назначено на 16:00, и у Корнилова было достаточно времени, чтобы заехать в особняк военного министра на Мойку. Савинков писал: «Он привез с собой изготовленную в Ставке докладную записку, которая мне показалась не вполне удовлетворительной во многих отношениях… Я представил эти соображения генералу Корнилову, и он согласился со мной. Он обещал отложить свой доклад на неделю, до 10 августа, и ограничиться во Временном правительстве сообщением о том, что делается на фронте, воздерживаясь от выводов и предначертаний». Правку записки Савинков поручил Филоненко [2017] Савинков Б. В. Воспоминания террориста. С. 326–327. .

Свой доклад правительству Корнилов, как и обещал, ограничил чисто военными вопросами. «Я указал на возможность наступления врага на Рижском участке; указал, что удар, по всей вероятности, будет нанесен в районе Икскюля; что меры противодействия приняты, но ввиду нашей малой устойчивости вообще, и армии Северо-Западного фронта в особенности, нам, по всей вероятности, не удастся удержать противника» [2018] Милюков П. Н. История второй русской революции. С. 283. .

Во время доклада произошел инцидент, оказавший, несомненно, влияние на последующие события. Керенский прервал Корнилова, когда он коснулся намеченной операции на Юго-Западном фронте, а Савинков прислал записку: нет уверенности в том, что «сообщаемые Верховным главнокомандующим государственные и союзные тайны не станут известны противнику в товарищеском порядке». Корнилов был немало поражен, что в правительстве могли заседать открытые изменники. Подтверждения того, что из правительства все «утекает», ждать не пришлось: секретный доклад Главковерха уже на следующий день был в распоряжении «Известий», которые приступили к публикации выдержек и травле Корнилова, к чему присоединилась и вся левая печать [2019] Дело генерала Л. Г. Корнилова. Т. 2. С. 301; Головин Н. Н. Российская контрреволюция в 1917–1918 гг. Т. 1. С. 148–149. .

Барановский «по большому секрету» сообщил Филоненко, что Керенский все больше склоняется к кандидатуре Черемисова на пост Верховного [2020] Дело генерала Л. Г. Корнилова. Т. 2. С. 341. . Вечером 4 августа Керенский появился в Смольном, куда уже перебрался ВЦИК Советов. Он клялся в верности демократии и утверждал, что «пока он обладает властью, не допустит никаких попыток к возвращению самодержавия» [2021] Суханов Н. Н. Записки о революции. Т. 3. Кн. 5. М., 1992. С. 53. . Имея в виду, конечно, Корнилова.

А Корнилов вернулся в Ставку, предоставив Филоненко и Савинкову переработку своего доклада. И на следующий день пригласил начальника штаба Ставки Лукомского. «Разговор касался перевозки 3-го конного корпуса, стоявшего в резерве Юго-Западного фронта в районе железнодорожного треугольника Новосокольники — Невель — Великие Луки, откуда он легко мог быть переброшен по железным дорогам или к Риге, или к Петрограду, или к Москве. В состав этого корпуса входили дивизии, наиболее сохранившие воинский порядок (1-я Донская казачья, Уссурийская и Кавказская Туземная). Несомненно, что перевозка этого корпуса производилась с главной целью направить его затем на усмирение Петроградского гарнизона» [2022] Головин Н. Н. Российская контрреволюция в 1917–1918 гг. Т. 1. С. 149. , — считал Головин.

В это время губернаторский дом в Могилеве, где жил и трудился Корнилов, стал местом настоящего паломничества. «Пришли в числе других представители Офицерского союза, во главе с Новосильцевым, и принесли Корнилову свое желание работать для спасения армии, — подтверждал Деникин. — Появились делегаты казачьего Союза и Союза георгиевских кавалеров. Приехал из Петрограда представитель «Республиканского центра», обещал поддержку влиятельных кругов, стоящих за группой, и предоставил в распоряжение Корнилова военные силы петроградских организаций. Прислал гонца и комитет Офицерского союза и генерал Крымов с запросом «будет ли что-нибудь», и в зависимости от этого — принимать ли ему 11-ю армию, предложенную мною, или оставаться во главе 3-го корпуса, который, по его словам, «пойдет куда угодно»… Ему ответили просьбой оставаться во главе корпуса» [2023] Деникин А. И. Очерки русской смуты. Кн. 2. Т. 2. С. 31. .