Иван Курилла - Битва за прошлое. Как политика меняет историю

Через год в акции участвовало 150 000 человек в 120 городах страны, через два года — 400 000, а к 2019 году число участников достигло 10 миллионов — не только в России, но и по всему миру.

«Бессмертный полк» — самое многочисленное (и следовательно, самое важное) общественное движение в России, возникшее в последнее десятилетие. Он попал в центр политических дебатов, которые в России используют язык истории; именно поэтому он вызывает эмоциональное отношение у слишком многих экспертов и даже ученых. Давайте попробуем посмотреть на феномен «Бессмертного полка», не помещая его ни в «патриотическую», ни в «пропагандистскую» картину мира.

Самые разные действующие лица исторической политики (такие, как церковь, Коммунистическая партия, активисты «Русской весны» и многие другие — их еще называют акторами памяти или мнемоническими акторами) пытались присвоить «Бессмертный полк» и заявить, что он представляет их интересы; однако никто не добился уверенной победы. Напротив, два основных мнемонических актора, которые возникли из движения, первые организаторы из Томска и контролируемая государством НКО «Бессмертный полк России», основаны на совершенно разных политических принципах (несмотря на то, что они заявляют о своей «аполитичности»). Тем не менее они сотрудничают в организации шествий «Бессмертного полка», потому что оба черпают силу из этих эмоций и участием в движении показывают, что играют важную роль в политике памяти в России.

Неверно рассматривать «Бессмертный полк» как отдельного актора, он представляет собой общественное движение, но, во-первых, создает новые действующие лица исторической политики, а во-вторых, уже изменил ландшафт, в котором существуют другие мнемонические акторы.

Ни одна другая общественная инициатива в последние годы не достигла таких масштабов и не вызвала столько споров, как «Бессмертный полк». Акция, начатая в 2012 году группой томских журналистов, изменила формат главного праздника страны и расколола общество и ученых в их понимании смысла ритуала. В стране, где почти каждая семья хранит память о ветеранах войны или родственниках, погибших в 1941–1945 годах, каждый может присоединиться к шествию. Идею томских журналистов быстро подхватили по всей России, а потом и за рубежом. Антрополог Михаил Габович объясняет этот факт распространением «Бессмертного полка» по готовому шаблону, созданному основателями: запоминающееся название, понятные правила и последовательность действий [218] Gabowitsch M. Are Copycats Subversive? Startegy-31, the Russian Runs, the Immortal Regiment, and the transformative potential of non-hierarchical movements. In Beumers B., Etkind A., Gurova O., Turoma S. (Eds.) Cultural Forms of Protest in Russia. Chapter. 4. Abingdon: Routledge, 2018. . Тем не менее участие в акции уже миллионов людей, внезапно решивших скопировать именно этот ритуал, предполагает, что необходимы и другие объяснения.

Широко распространено мнение, что «Бессмертный полк» всего лишь «один из многих инструментов, которые Кремль использует для распространения своего видения и интерпретации Второй мировой войны». Эксперты во многих странах, включая Россию, считают, что шествие «представляет собой воплощение политического использования истории правящей элитой в качестве инструмента политической аргументации, попытку навязать особую историческую интерпретацию войны» [219] Milosevich-Juaristi, Mira. (2018, 27 September). The Immortal Regiment: the pride and prejudice of Russia. Elcano Royal Institute. http://www.realinstitutoelcano.org/wps/portal/rielcano_en/contenido?WCM_GLOBAL_CONTEXT=/elcano/elcano_in/zonas_in/ari110-2018-milosevichjuaristi-immortal-regiment-pride-prejudice-russia . . Чтобы оспорить это мнение, нам необходимо кратко остановиться на эволюции кремлевской исторической политики, представленной в праздновании Дня Победы.

Современный российский режим консолидировался в тот период, когда угасало поколение ветеранов, а их встречи перестали быть смысловым и символическим центром празднования Дня Победы. Со второй половины 2000-х годов российские руководители вели несколько «исторических войн» с соседними государствами вокруг памяти о войне. Путин лично выступал в этих конфликтах как защитник священной памяти погибших советских людей, символически претендуя на роль, которую до сих пор играли ветераны войны [220] Wood, Elizabeth A. (2011). Performing Memory: Vladimir Putin and Celebration of World War II in Russia. The Soviet and Post-Soviet Review. 38. 172–200; Edele, Mark. (2017). Fighting Russia’s History Wars: Vladimir Putin and the Codification of World War II. History & Memory. 29 (2) 90–124; Miller, Alexei and Lipman, Maria (eds.) (2012). The Convolutions of Historical Politics. N. Y.-Budapest: CEU Press; Torbakov, Igor. (2011). History, Memory and National Identity: Understanding the Politics of History and Memory Wars in Post-Soviet Lands. Demokratizatsiya. Journal of Post-Soviet Democratization. 2011. 19 (3). 209–232. . Такое замещение ветеранов государством поставило под вопрос семейные истории войны и актуализировало проблему принадлежности национальной памяти.

Еще один важный контекст, который надо иметь в виду, — это время первого шествия «Бессмертного полка». В годы, предшествовавшие первому маршу, в России появился новый тип мнемонических акторов. Они были представлены низовыми движениями и инициативами. Люди во многих городах и деревнях по всей России начали восстанавливать свою связь с прошлым. Интерес к местной истории и генеалогии привел к возникновению на местном уровне организаций и появлению инициатив, таких как исторические экскурсии краеведов-волонтеров во многих городах, защита старых зданий от сноса, поиск семейных корней. Авторы доклада «Какое прошлое нужно будущему России?», подготовленного в 2017 году членами Вольного исторического общества, назвали это новое явление «второй памятью» (чтобы отличать его от «первой», поддерживаемой государством и ориентированной на государство) [221] Колесников А., Рубцов А., Жарков В., Юдин Г., Хлевнюк Д. Аналитический отчет по социологическому исследованию в рамках доклада Вольного исторического общества «Какое прошлое нужно будущему России?» — М., 2017. https://komitetgi.ru/service/Социология_финал. pdf . . Лучше всего в контекст этой «второй памяти» вписался первый «Бессмертный полк».

Вспомним, что в современной России история заняла место политического языка. В этом контексте «Бессмертный полк» — это попытка людей выразить свою политическую субъектность на том единственном языке, который им оставила власть, — на языке разговора о Великой Отечественной войне.

Идея томских журналистов возникла наряду со множеством других инициатив общественной самоорганизации, характерных для периода 2011–2013 годов, включая борьбу за окружающую среду (защита Химкинского леса), предвыборные протесты (движение «За честные выборы» 2011 года), общенациональную организацию помощи южнорусскому городу Крымску, пострадавшему от наводнения (июль 2012 года), и прочие мероприятия, общим для которых было стремление принимать участие в решении важных вопросов или, по крайней мере, быть услышанными [222] Политика аполитичных: Гражданские движения в России 2011–2013 годов. — М.: НЛО, 2015. . В этот ряд вписывается и инициатива участников «Бессмертного полка» рассматривать память о войне как часть семейной истории (вразрез присвоению истории войны государством).