Михаил Гаспаров - Собрание сочинений в шести томах. Т. 1: Греция

Вдову Агида Леонид выдал за собственного сына – юного Клеомена. И здесь случилось непредвиденное. Чем больше Клеомен слушал рассказы жены о ее первом муже, тем больше он проникался любовью к павшему Агиду и ненавистью к собственному отцу. А когда Леонид умер, царь Клеомен стал продолжателем дела царя Агида. Но характер у него был другой. Там, где Агид взывал, убеждал и подавал пример, Клеомен сразу взялся за меч. Из пяти эфоров четверо были перерезаны, пятый укрылся в храме Страха (в Спарте чтили Страх, потому что страхом держится всякая власть). Землю переделили, периэков допустили к гражданству, илотам позволили выкупаться на волю. Войско стали обучать не на старый, спартанский, а на новый, македонский манер. Денег не хватило – Клеомен обратился к египетскому Птолемею, обещая ему за это помощь против Македонии. Птолемей был осторожен: он потребовал заложниками мать и детей Клеомена. Царь был возмущен, но мать твердо сказала ему: «Пока от меня, старухи, есть польза Спарте, не медли!» – взошла на корабль и пустилась с внуками в Александрию.

Клеомен хорошо помнил правило всех тиранов: переворот бывает прочен, только если за ним следуют война, победа и добыча. Он повел спартанцев отбивать Пелопоннес у Ахейского союза. Ему предшествовала слава народолюбца; города сдавались ему и ждали от него того же, что он сделал в Спарте: отмены долгов и передела имущества. Но этого не происходило: Клеоменовой Спарте не нужны были товарищи по свободе, а нужны были покорные союзники. За быстрыми успехами пошли неудачи.

А между тем вожди Ахейского союза всполошились. И, не надеясь справиться с отважным спартанским реформатором собственными силами, они пошли на последнее средство: пригласили в Пелопоннес македонян. Несколько десятилетий Македония, занятая борьбой с галлами и внутренними смутами, не вмешивалась в греческие дела – теперь Греция вновь сама себя выдавала ей с головой. Македонский царь Антигон повел на Спарту свою фалангу. При Селласии произошла битва; войско Клеомена погибло почти полностью. Клеомен ускакал в Спарту. В своем дворце он даже не присел: не снимая панциря, прислонился к колонне, уткнувшись лбом в согнутую руку, перебрал в уме последние средства и с последними друзьями пустился к берегу, чтобы отплыть в Египет. Спарта была сдана врагу – в первый раз за всю ее историю.

В Александрии Клеомен себя чувствовал как лев в клетке. Старого Птолемея здесь только что сменил молодой – ленивый и распущенный. Он боялся своего брата и до поры до времени слушался советов Клеомена. «Завести бы побольше царских братьев!» – говорил Клеомен. Когда с братом покончили, Клеомена отстранили. Спартанский знакомец Клеомена привез на продажу царю боевых коней. Клеомен сказал ему: «Привез бы ты лучше арфисток и красивых рабов, на них здесь больше спросу». Это дошло до царя; Клеомену запрещено было выходить из дому. Тогда он решил поднять Александрию на восстание. С тринадцатью друзьями он выбежал на улицу, перебил стражу, обратился с речью к народу, но народ в Александрии был не тот, что в Спарте. На него глазели издали и разбегались при приближении; вокруг была пустота. Тогда спартанцы собрались на площади, и каждый вонзил в себя свой меч. Самый младший обошел павших, проверяя, все ли мертвы, а потом обнял труп Клеомена и закололся над ним. Тело Клеомена царь Птолемей приказал распять, а мать его и детей казнить. Так кончилось возрождение Спарты.

У Македонского царства был сосед-близнец – Эпирское царство, с такими же горами, лесами и сильными людьми. Македонские цари считали себя потомками Геракла, эпирские – потомками Ахилла; между собой они были в родстве. Македонское царство было обращено лицом на восток, Эпирское – на запад, к Италии. Еще когда в Македонии правил Александр Македонский, в Эпире правил его дядя, Александр Эпирский; и когда Македонский пошел завоевывать Персию, то Эпирский двинулся походом в Италию: «Племянник идет в женскую половину мира, я – в мужскую». Италию он не завоевал и скоро погиб в сражении. Но мечта о том, чтобы создать в Европе такую же великую державу, какую Александр создал в Азии, у эпирских царей осталась.

Пирр Эпирский был родственником этого Александра. Он тоже воевал на западе, но великой державы не построил. Он был не строителем, а воином: война опьяняла и увлекала его сама по себе, а зачем и за что она ведется, он не думал. Он участвовал во всех схватках между наследниками Александра Македонского, дважды был царем бесхозной Македонии, но всякий раз бросал завоеванное и пускался в какую-нибудь новую заманчивую войну. Ему еще не было двадцати лет, когда старый Антигон Одноглазый на вопрос, кто в Греции лучший полководец, ответил: «Пирр, если доживет до старости. – И добавил: – Правда, он умеет играть и не умеет выигрывать».

Народу обычно тяжко приходится от таких правителей, и все-таки он их любит. Однажды Пирру доложили: «Такие-то молодые люди бранили тебя на пиру». Он их вызвал к себе: «Бранили?» – «Бранили, царь, и, будь у нас покрепче вино, еще не так бы бранили!» Пирр расхохотался и отпустил их. Своему вербовщику он говорил: «Твое дело – чтобы парни в войске были рослые и сильные, а чтобы они были храбрые, это уж сделаю я!» И делал.

К этому Пирру пришли за помощью послы из Тарента. Греческие города в Италии были в опасности: до сих пор их соседями были храбрые, но разрозненные италийские племена, теперь эти племена объединил под своею властью Рим. О Риме грекам уже случалось слышать. Слышали, будто он основан потомками Энея, троянского героя, после гибели Трои уплывшего на запад. Слышали, что народ там славен простотой и суровой доблестью, как древние спартанцы. Слышали, что на площади в Риме стоит статуя Пифагора и мудрый римский царь Нума Помпилий считается Пифагоровым учеником. Но воевать с римлянами грекам еще не приходилось.

Пирр бросил все дела и собрался в поход на Италию. У него был советник – оратор Киней, ученик Демосфена; Пирр говорил, что Киней покорил ему больше городов словом, чем сам он – оружием. Киней спросил: «Государь, а что мы будем делать, завоевав Италию?» – «Завоюем Сицилию». – «А потом?» – «Завоюем Африку». – «А потом?» – «Завоюем Македонию и Грецию». – «А потом?» – «Будем жить припеваючи, есть, пить и веселиться». – «Так что же нам мешает заняться этим уже сейчас?» Пирр рассмеялся, но войну все-таки начал.

В Италии Пирр бился с римлянами в трех сражениях. Первое закончилось решительной победой, второе – нерешительной победой, третье – поражением.

Первую победу доставили Пирру боевые слоны. Римляне видели их в первый раз и бежали в панике. Объезжая поле и глядя на трупы врагов, Пирр сказал: «Римляне со мной, а я с римлянами могли бы покорить весь мир!» После победы Пирр послал в Рим Кинея. Он предложил римлянам мир и союз, если они откажутся от своих завоеваний. Римский сенат уже готов был согласиться. Честь Рима спас старейший из сенаторов – Аппий Клавдий; он был дряхл и слеп, в сенат его принесли на носилках. Он произнес речь: «До сих пор, римляне, я жалел, что лишился зрения; теперь, слыша ваши слова, я жалею, что не лишился и слуха…» Сенаторы устыдились. Киней воротился из Рима ни с чем. «Каков показался тебе сенат?» – спросил его Пирр. «Это – собрание царей», – отвечал Киней.