Михаил Гаспаров - Собрание сочинений в шести томах. Т. 1: Греция

В 1952 году в Иллинойсе вышел первый (оставшийся единственным) том огромного свода басенного материала под общим названием «Эзопика» 38 38 Aesopica: A series of texts relating to Aesop or ascribed to him or closely connected with the literary tradition that bears his name / Collected and critically ed. by В. E. Perry. Vol. I. Greek and Latin Texts, Urbana (Ill.), 1952. . Здесь впервые были собраны в отдельный раздел все основные античные свидетельства об Эзопе и басне (testimonia, Т). Вместе взятые, они оказались неожиданно интересны.

Конечно, едва ли не каждый из ста с лишним отрывков, составивших этот раздел, порознь использовался историками и литературоведами по многу раз для выяснения самых разных конкретных вопросов. Однако до сих пор не было отмечено, что все эти пестрые отрывки, извлеченные из самых несхожих писателей – от Геродота до Фотия и «Суды», обладают некоторой неожиданной общностью и эта общность особенно явственно выступает, если сопоставить материал, сообщаемый этими свидетельствами, с материалом другого нашего важнейшего источника – «Жизнеописания Эзопа».

Исходной точкой при рассмотрении легенды об Эзопе может служить первое упоминание имени Эзопа в античной литературе. Это – известный отрывок в рассказе Геродота о Египте (440‐е годы до н. э.): о Микерине, Радопиде, Иадмоне и Эзопе (Т 13). Мы цитировали его выше (с. 236–237). Мы видели, что Геродот явно считает «баснописца Эзопа» лицом реальным и известным; он жил в первой трети VI века до н. э. на Самосе в рабстве у некоего Иадмона, а потом был за что-то убит в Дельфах. Все эти сведения были усвоены античной традицией и не вызывали сомнений на протяжении всей античности (хотя и вызывают их у современных ученых: так, Шамбри справедливо указывает, что, судя по выкупу, Эзоп мог быть и не рабом, а свободным родственником Иадмона; а Вихерс выдвигает теорию, что легенда о смерти Эзопа в Дельфах была мифом ритуального происхождения). Вокруг этих-то сведений и начинает наслаиваться биографическая легенда, в которой каждый из мотивов, намеченных (и даже не намеченных) Геродотом, получает самую подробную разработку. При этом – самое интересное – в отрывочных литературных свидетельствах, собранных в «Эзопике», и в народном «Жизнеописании Эзопа» эта разработка различна.

Прежде всего, придумывается родина Эзопа. Здесь все старшие свидетельства (V–IV века до н. э. Аристотель, фр. 573 Розе, Гераклид Понтийский, Fragmenta historicorum Graecorum (FHG), II, 215 и загадочный Евгейтон, самосский историк, цитируемый «Судой» – см. Т 5–6) единогласно называют родиной Эзопа Фракию, а Евгейтон, даже точнее – Месембрию. Это – явная дедукция из данных Геродота: так как упомянутая рядом с Эзопом Родопида – фракиянка, то Эзоп – ее земляк. «Жизнеописание» же приписывает Эзопу иное происхождение: оно объявляет его не фракийцем, а фригийцем. Фригийцы считались ленивыми и изнеженными, ни для чего, кроме рабства, не годными; по-видимому, делая Эзопа фригийцем, легенда хотела сделать его как можно более типичным рабом. Фракийцы жили на пороге дикого варварского Севера, фригийцы жили на пороге Востока, родины всякой мудрости; по-видимому, легенда хотела сделать Эзопа как можно более типичным мудрецом. Представление об Эзопе-фригийце быстро стало господствующим и вытеснило ученую гипотезу об Эзопе-фракийце.

Далее, легенда восполняет и другой пробел в сведениях Геродота – облик Эзопа. Подробное описание безобразия Эзопа мы находим впервые лишь в народном «Жизнеописании» («брюхо вспученное, голова что котел, курносый, с темной кожей…» и т. д.; здесь несомненно влияние обликов Ферсита из «Илиады» 39 39 La Penna A. Il romanzo di Ezopo // Athenaeum. 1962. 40. P. 281. и сатира Марсия), а до того в изображении на аттическом килике V века до н. э.

Однако замечательно, что несмотря на это древнее и яркое представление о безобразии Эзопа, мы не находим его решительно ни в одном литературном свидетельстве вплоть до конца античности. Особенно характерны свидетельства Т 49–52, посвященные статуям и портретам Эзопа: статуе Лисиппа (Федр, II, 9, 1–4; Агафий, «Палатинская антология», XVI, 332), статуе Аристодема (Татиан, «Против греков», 74) и картине, описываемой Филостратом (I, 3). В эпиграмме о статуе Лисиппа говорится только о том, что Эзоп заслужил право стоять рядом с семью мудрецами; в описании Филострата о внешности Эзопа сказано только следующее: «Он же, мне кажется, задумал какую-то басню: это показывает и улыбка на его лице, и глаза, опущенные в землю,– художнику ведомо, что для создания басен нужно спокойствие духа». Совершенно очевидно, что существовавшие в «высоком» искусстве и литературе изображения придавали ему обычный для античности идеализированный облик, нимало не считаясь с народным представлением о безобразии Эзопа, нашедшем выражение в вазовом рисунке и в «Жизнеописании». И только на исходе античности образ Эзопа-урода проникает в литературные свидетельства: в IV веке н. э. Гимерий мимоходом упоминает: «говорят, что и фригиец Эзоп, хотя и возбуждал смех и поношения не только своими речами, но и самым лицом и голосом, был тем не менее великим мудрецом…» и т. д. (XIII, 5 = Т 56).

Далее, характерно то направление, которое получает в легенде разработка главного мотива эзоповской биографии – рабства Эзопа у Иадмона на Самосе. В литературных свидетельствах об этом говорится сравнительно редко: только около десяти свидетельств из 105 (или из 84, если не считать свидетельств о теории басен) упоминают, что Эзоп был рабом. Свидетельства эти следующие: Т 13 – Геродот, цитированный отрывок; Т 24 – Плутарх, «О позднем возмездии», 12, где лишь повторяются геродотовские слова о выкупе, данном «Идмону»; Т 15–17 – Плиний, XXXVI, 12, 82, Плутарх, «О пифийском оракуле», 14, и Фотий, которые упоминают Эзопа мимоходом, как «товарища по рабству» Родопиды; Т 5 – Гераклид Понтийский, FHG, II, 215: «баснописец Эзоп – родом он был фракиец и получил свободу от Идмона-глухого (τοῦ κωφοῦ, может быть, – «глупого»), а перед тем был рабом Ксанфа»; Т 14 – Птолемей Гефестион у Фотия, cod. 190: «говорят, что и Эзопа его хозяин Идмон называл Фетом, так как он был раб, а феты – это рабы»; и, наконец, рабом назван Эзоп у Федра, II, 9, рабом-шутником выступает он в III, 19 и А, 15, а рассуждение о том, что басня родилась среди рабов, находится у Федра, III, пролог, 33–37 и повторяется у Юлиана, VII, 207с = Т 58. Во всех этих упоминаниях (если не считать Федра, который во всех отношениях стоит ближе к «Жизнеописанию», а не к литературной традиции) о рабстве Эзопа говорится, можно сказать, в порядке анкетной справки, ни один эпизод с этим рабством не связывается. И, напротив, целый ряд эпизодов, упоминаемых свидетельствами, явно предполагает, что Эзоп был свободным – только как свободный он мог выступать в суде на Самосе (Т 41), в народном собрании в Афинах и Коринфе (Т 39–40), гостить у Креза и семи мудрецов (Т 34–37), не говоря уже о посещении Дельфов. Можно со всею определенностью сказать, что авторов всех свидетельств Эзоп интересует не как раб, а как свободный человек.