Виктория Смолкин - Свято место пусто не бывает: история советского атеизма

На протяжении хрущевской эпохи партия пыталась убедить своих приверженцев, что коммунист, который красит яйца на Пасху – или ходит в церковь, или соблюдает религиозные обряды, – в самом деле поступает «очень плохо». Как отмечала одна из идеологических комиссий, «поступает много сигналов о том, что партийные организации не проявляют должного внимания к вопросам атеистического воспитания трудящихся. Примиренчески относятся к деятельности церковников и сектантов, не ведут активной борьбы с пережитками прошлого. Нередко коммунисты мирятся с тем, что в их семьях исполняются религиозные обряды, а иногда и сами принимают в них участие» 528. В этом не было ничего нового, но в свете перспектив строительства коммунизма эти привычные жалобы на нарушения партийной дисциплины зазвучали с новой силой. В Уставе КПСС было четко сказано, что пассивное отношение к религии для коммуниста неприемлемо и что члены партии обязаны вести решительную борьбу с религиозными предрассудками 529.

В докладах для внутреннего пользования постоянно отмечалось, что даже члены партии не могут служить образцовыми атеистами. Например, лектор-атеист по фамилии Руденко сообщал о своем разговоре с секретарем местного комитета партии, состоявшемся в поезде, по дороге на партийную конференцию 530. «Знаем мы вас, атеистов, – съязвил секретарь партийного комитета в адрес Руденко, – вы сами себе лекции читаете». Руденко привел эту насмешливую реплику, чтобы указать, что понятия «коммунист» и «атеист» не всегда совпадают друг с другом, и поделился еще одной историей, чтобы проиллюстрировать пренебрежительное отношение к атеизму со стороны местных партийцев:

Мы помогали в одном районе обкому партии слушать вопрос о развертывании научно-атеистической пропаганды в связи с последним постановлением ЦК КПСС. Секретарь одного района сказал, давайте проверим, каково положение в семьях коммунистов, как там в быту дело.

Поскольку приехало из края много людей, мы сразу во всех селах проверили, зашли к каждому коммунисту и оторопев смотрели на иконостас. Много случаев, не буду говорить о проценте, но было немало людей с иконами.

Что же они объяснили, эти коммунисты? Это не мои, это бабушки, тетушки; и когда мы доложили секретарю горкома партии, он сказал, надо коммунистов спросить, в идеологических вопросах они руководятся указаниями партии или бабушек и тетушек, а мы не читаем лекции для коммунистов, не читаем лекции для советского актива 531.

Руденко отметил, что, даже если этот инцидент «не характерный», подобные факты не так уж редки: «Если вы посмотрите у себя, боюсь, вы найдете подобное явление» 532. Идеологическая элита интерпретировала идейную пассивность партийных кадров как доказательство, что религия по-прежнему пронизывает жизнь советского общества. Тот факт, что дом советского человека не обязательно дом коммуниста, а коммунист не обязательно атеист, считался показателем дистанции, отделяющей настоящее советского общества от коммунистического будущего. «Наивное» и «невоинственное» отношение членов партии к религии означало, что коммунисты не признают идеологической и политической значимости атеизма.

Ил. 9. А. Цветков. «Если они будут так работать, на клубе поставим крест». Карикатура. Крокодил. 1962. № 10

Общество «Знание» также указывало на рискованность прямых контактов со священнослужителями и верующими, отмечая, что когда атеисты напрямую противостоят религии, они обычно оказываются в невыгодном положении (см. ил. 9). Один сотрудник общества описывал атеистическое мероприятие во Владивостоке, на котором глава местной общины пятидесятников сообщил аудитории, что они только что слушали клеветника, и настаивал, что сам он может доказать с научной точностью историческую реальность Иисуса Христа и библейских мифов, вроде всемирного потопа. Лекция во Владивостоке, вместо того чтобы служить целям атеистического воспитания, наглядно показала, что болезненные столкновения верующих с неверующими могут привести к разжиганию религиозного фанатизма 533.

Пропагандистов атеизма предупреждали, что верующие могут использовать лекции по атеизму как трибуну для пропаганды религиозного мировоззрения. Чтобы состязаться с религией, лекторы нуждались в практической подготовке, связанной с жизнью. Более того, лектор-атеист по фамилии Усков проводил прямую аналогию между подготовкой лекторов по научному атеизму и обучением священников:

Почему в духовной семинарии гумилетика [sic] – искусство проповедования – читается как один из главных предметов, а у нас никогда не говорят о том, как читать, какой должен быть язык, как нужно держать себя, в зависимости от аудитории [?] Ведь лектор не только тот, кто написал текст и знает вопрос, кроме того, он должен ясно говорить, просто, чистым русским языком, доходчиво, понятно, ясно, чтобы это дошло до сознания масс. Ведь религия не только в … [пропуск в источнике], она в чувствах людей и лектор должен будоражить эти чувства… В этом главное искусство – уметь общаться с массами.

Также Усков, показывая опасность прямых столкновений с верующими, подчеркивал важность правильного обучения лекторов. Он описывал недавнюю читательскую конференцию в Москве с провокационным названием «Есть ли бог», которая закончилась «большим конфузом». Встретившись с аудиторией, насчитывавшей триста человек – именно тех, «кого мы должны обслуживать», преимущественно пожилых людей и верующих, – лектор быстро обнаружил недостаточную подготовленность, когда «старушки забили его вопросами», а он только «мямлил и ничего не мог ответить». Усков настаивал, что лекторы-атеисты должны уделять внимание не только теории, но также «способности просто, доступно, а главное – убедительно и ярко донести свои знания в такой важной и трудной сфере нашей пропаганды» 534.

На сходные «подводные камни», угрожающие плохо обученным атеистическим кадрам, обращал внимание ветеран атеистической работы Виноградов, участвовавший в атеистической пропаганде с 1928 г. Антирелигиозная пропаганда, как отмечал он, представляет собой «самый трудный вид пропаганды». Она требует «большого такта, методического мастерства и серьезных знаний», которые подвергаются особенно серьезному испытанию, если лекции проходят в сельской местности.

Скажем, читается вопрос о Христе, то сразу после такой лекции задают вопрос, а кто же создал землю и солнце, почему сейчас обезьяны не производят на свет людей, почему в станице Волчаковке поп бесплатные обеды дает, а советской чайной – за деньги. Когда на такие вопросы лектор говорит, что он на них не ответит, он теряет авторитет. Если лектору в деревне задают вопрос, не относящийся к теме и он на такой вопрос не отвечает, то там говорят – в этих вопросах не разбирается, а приехал о боге говорить 535.