Виктория Смолкин - Свято место пусто не бывает: история советского атеизма

Для понимания новых политических, материальных и социальных условий жизни позднего советского общества советские теоретики атеизма обращались к марксистско-ленинской идеологии. Официально философы продолжали публично превозносить эту доктрину как единственно верную. Как провозгласили Юрий Францев и Юрий Филонович в редакционной статье, опубликованной в «Известиях», «у нас в руках поистине чудесное средство превращения, наш „философский камень“ – философия марксизма-ленинизма» 607. Но если на официальном уровне марксизм-ленинизм по-прежнему характеризовался как дорожная карта, указывающая путь к светлому коммунистическому будущему, идеологическая элита позднего советского периода более противоречиво относилась к обещаниям коммунистической идеологии. Партия осознавала, что формальные идеологические лозунги, прославляющие производительный труд и утверждающие приоритет общественного над личным, стали звучать фальшиво в модернизирующемся обществе, где все большую роль играло индивидуальное потребление как в материальной, так и в духовной форме.

Более того, в борьбе с конкурирующими мировоззрениями советские пропагандисты атеизма начали сознательно копировать своих оппонентов. Отмечая разнообразие и динамичные изменения живой религиозности, они открыто осуждали поворот религии от попыток отстоять свою правду в спорах с наукой к нравственным и духовным проблемам. Но даже когда атеисты клеймили модернизацию религии как лицемерие и «приспособленчество», они тем не менее были обеспокоены ее способностью к адаптации и жизнестойкостью. Между тем попытки советского атеизма обращаться к таким вопросам часто заканчивались неудачей. Как показала практика, атеизм проигрывал именно в тех сферах, где религия добивалась успеха – и это, как опасалась партия, могло быть использовано противниками Советского Союза. Опыт антирелигиозных кампаний заставлял советских атеистов осознавать возможные последствия неудачи. Как сформулировал Борис Григорьян, в будущем заместитель главного редактора «Науки и религии», в своем выступлении на партийной конференции 1964 г., задачей атеистической пропаганды является «показать ту созидательную работу и позитивные основы естественно-научные, исторические, философские, которые могут заполнять вакуумы, которые образуются в результате освобождения личности от религиозных представлений или верований» 608. Эта попытка объяснить сохранение религии при социализме и выработать позитивное содержание научного атеизма позволяет увидеть, что идеологический истеблишмент поздней советской эпохи активно занимался осмыслением категории «духовного».

И наконец, вновь и вновь звучавшие напоминания о том, что советскому атеизму необходимо обратиться к эстетической, эмоциональной и обрядовой сторонам человеческого опыта, спровоцировали расширение масштабов атеистической работы в поздний советский период. Глядя в будущее, атеисты осознали, что им необходимо концентрировать свою работу в двух направлениях. Во-первых, необходимо было лучшее понимание расхождений между постулатами марксизма-ленинизма и реалиями советской жизни, с которыми они непосредственно сталкивались в своей работе. Во-вторых, нужно было превратить атеизм из дидактического оружия, апеллирующего к разуму, в эмоционально и духовно сильную позитивную программу. Чтобы решить первую из этих проблем, партия обратилась за помощью к общественным наукам, создав для изучения религии и формирования системы научно-атеистического воспитания новые научные институты. Для решения второй проблемы партия обратилась к академическим, правительственным, просветительским организациям и учреждениям культуры с призывом создавать и распространять социалистическую обрядность, которая смогла бы удовлетворить эстетические, эмоциональные и духовные потребности советского человека. Реализацией этих двух проектов – научного проекта по изучению религии и духовного проекта по созданию ей замены – атеистический аппарат занимался вплоть до окончания советского эксперимента.

Создание Института научного атеизма – структурного подразделения Академии общественных наук при ЦК КПСС, высшего партийного органа, занимавшегося проблемами идеологии, – было наиболее явной попыткой заполнить вакуум, оставшийся после первых идеологических кампаний хрущевской эпохи: десталинизации и антирелигиозной кампании. Важнейшими задачами института, основанного в соответствии с постановлением Центрального комитета КПСС от 2 января 1964 г. «О мероприятиях по усилению атеистического воспитания населения», были разработка более глубокого теоретического понимания религии и атеизма, централизация и координация во всесоюзном масштабе атеистической работы, осуществлявшейся местными научно-исследовательскими институтами и партийными органами, и, наконец, подготовка новой когорты специалистов, обладающих теоретическими и практическими знаниями в сфере атеистической работы. К 1964 г. идеологическая элита убедилась, что атеистическая пропаганда должна быть направлена на борьбу с модернизированной религией, которая не обязательно противопоставляет себя науке или даже коммунистической идеологии, а скорее обращается к социальным и моральным проблемам 610. Как сказал ректор Академии общественных наук Ю. П. Францев на одном из первых собраний коллектива Института научного атеизма (ИНА), в соответствии с новыми задачами атеистической работы следует фокусировать внимание «не на том, как представляется современному верующему бог, с усами, бородой или без оных, а на роли, которую приписывают верующие сверхъестественной силе в жизни человека, в жизни современного общества» 611. Францев, который ранее много писал по вопросам религии, а с 1937 по 1942 г. даже занимал пост директора Государственного музея истории религии, настаивал, что если теоретики атеизма не придут к более глубокому пониманию религии, они не могут надеяться разработать эффективную программу атеистической работы 612.

Хотя Институт научного атеизма появился на свет в результате идеологических кампаний хрущевской эпохи, он стал символом атеистической работы брежневского периода (1964–1982), когда государство стало придерживаться более технократического подхода к проблемам идеологии и управления. Общественные науки должны были помочь атеистическому аппарату изучить формы секуляризации в СССР и осмыслить модернизацию религии. Но, обратившись к общественным наукам для решения идеологических проблем, атеистический истеблишмент должен был устранить противоречие между двумя формами истины, которые не просто было согласовать друг с другом; по сути дела, предполагалось, что научные методы приведут к истине, провозглашенной марксизмом-ленинизмом. Но конкретные результаты исследований стали серьезным вызовом марксистско-ленинской теории общественного развития и, в свою очередь, заставили пропагандистов атеизма пересмотреть свои представления о религии и ее месте в жизни советского общества. Когда теоретики атеизма, чтобы понять религию, обратились к таким дисциплинам, как этнография, психология и социология, они сделали неожиданное открытие: вместо того чтобы позиционировать себя как верующих или неверующих, многие советские люди стали индифферентны как к религии и атеизму, так и к идеологическим вопросам в более широком смысле. В конце советского периода, когда институт зарекомендовал себя как всесоюзный центр изучения религии и атеизма, атеистический аппарат стал считать уже не веру, а скорее индифферентность наиболее существенной идеологической проблемой, к решению которой должна была обратиться коммунистическая идеология.