Виктория Смолкин - Свято место пусто не бывает: история советского атеизма

Одна из первых проблем, вставших перед Институтом научного атеизма, состояла в том, что просветительская работа не отвечала вызовам религиозной модернизации. Для решения этой проблемы Францев предложил сделать важнейшим направлением атеистической работы социологический анализ современной религиозности: пропагандисты атеизма должны были беседовать с верующими, чтобы узнать, как обстоятельства жизни повлияли на их мировоззрение. Цитируя работу Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», основополагающий текст, где была сформулирована марксистско-ленинская философская методология подхода к религии, Францев указывал, что религия является результатом проблем социалистического общества. «Ленин говорит там, что он поставил своей задачей узнать, на чем споткнулись люди, – разъяснял он. – Вот и надо узнать, на чем споткнулся человек, идущий по советской жизненной дороге, какие камни надо убрать с его пути, какие ямы надо зарыть, как помочь ему так, чтобы он не спотыкался». Исследования, проводившиеся институтом, должны были прояснить, почему верующий обратился к религии и что можно сделать, чтобы изменить ситуацию. Францев напомнил атеистическим кадрам, что если пропагандисты прежних лет фокусировали внимание на разоблачении реакционной политической роли религии, сегодня изучение религии «должно идти гораздо глубже, затрагивать все стороны и все этапы общественного сознания, где может гнездиться религия» 636.

Как пример тех взглядов, на которые теоретики атеизма должны дать адекватный ответ, Францев привел труды западногерманского католического богослова, доказывавшего, что наука предоставляет человеку лишь фрагменты реальности, а не целостную картину мира. Это и заставляет человечество стремиться к целостности, но если верующие могут «преодолеть разорванность современного знания, современной науки», то положение атеиста намного сложнее.

Товарищи, если перевести это на язык материалистов, атеистов, борцов против этих концепций фидеизма и религии, то эта стратегическая линия обозначается примерно так: поповщина старается заполнить незаполненные пространства в знаниях, в науке, пытается устремиться туда, заполнить эти белые пятна, которых все меньше и меньше в научном знании остается сегодня, для того чтобы создавать извращенную религиозную картину… Мы еще не знаем, есть ли жизнь на Марсе. Но это не мешает нам сказать, что в этом незнании нашем не прячется ни черт, ни чудеса, ни сверхъестественные силы. Эту уверенность дает материалистическое научное мировоззрение 637.

Францев признавал, что у большинства обычных людей нет такой «уверенности», и чтобы выработать ее, пропагандистам атеизма придется выйти за рамки отрицания чертей и чудес и осмыслить религиозный опыт.

Институт подводил итоги атеистической работы, выделял недостатки практической постановки дела и определял проблематику будущих исследований. Окулов отметил, что с конца 1950‐х гг. была проделана существенная работа по изучению религиозности населения. Институты АН СССР организовывали экспедиции по всей стране; аспиранты недавно созданных кафедр научного атеизма Московского и Киевского университетов также вели полевые исследования и собирали материалы для работы 638. Уже в середине 1960‐х гг. результаты этих исследований были опубликованы в монографиях и специализированных журналах, таких как «Вопросы философии» и «Советская этнография». «Все это говорит об оживлении, о повороте нашего внимания к конкретному изучению состояния религиозности и нашей атеистической работы», – отметил Окулов. Но, несмотря на заметную интенсификацию атеистической работы, Окулов настаивал, что «общая картина религиозности населения в стране остается по-прежнему неясной». Атеистическая работа все еще носит несистематический характер, практически не изучается воздействие атеистической пропаганды на верующих. Настало время «внести ясность» в картину религиозности советского общества 639.

В Институте научного атеизма было создано несколько тематических исследовательских групп, где бок о бок работали зрелые ученые, аспиранты и местные кадры, фокусируя внимание на специфических «проблемных» зонах с целью координации атеистической работы в масштабах страны и согласования теории с практикой 640. Первые исследования института были посвящены деятельности религиозных организаций и религиозности населения определенных районов; в них были поставлены вопросы о представлениях современных верующих о Боге и общественных отношениях (1964–1965), о причинах соблюдения религиозных обрядов (1964), о сущности религиозных эмоций (1964), об эмоциональном воздействии религиозных обрядов (1964) и о причинах, по которым люди разрывают с религией (1964) 641. В исследованиях ИНА анализировались социальные и культурные условия жизни советских людей: где и как часто они ходят в церковь; насколько они знакомы с историей и догматикой своей веры; что они думают о местном религиозном сообществе и о священнике; какую часть своего дохода они отдают церкви и как много тратят на религиозные нужды; а также соблюдают ли они обряды, и если да, то какие именно 642. Но хотя специалисты собирали все больше информации, а ее качество все улучшалось, тем не менее сохранялась несогласованность между проблематикой этих трудов и запросами атеистического аппарата. Внутреннее противоречие между описывающей (исследовательской) и предписывающей (политической) функциями института – а также между обеспокоенностью современным состоянием идеологической работы и осторожным подходом к переменам – становилось все более и более явным.

Теоретики атеизма осознавали необходимость изучения психологии религиозности, чтобы определить, каким образом атеизм может удовлетворить духовные потребности человека; но для этого предстояло определить, что именно представляет собой атеизм. По существу, этим вопросом теоретики атеизма задавались постоянно. Есть ли у атеизма собственное позитивное содержание, помимо отрицания религии? В поисках ответа теоретики вели дискуссии о том, как атеизм соотносится с другими научными дисциплинами, такими как философия, история, богословие и религиоведение, и является ли атеизм (и сопутствующая ему критика религии) составной частью марксистско-ленинской философии или же самостоятельной дисциплиной. Прежде всего эта проблема встала в ходе дискуссии о том, как преподавать научный атеизм в высших учебных заведениях 643. В соответствии с постановлением ЦК КПСС от 2 января 1964 г. научный атеизм стал обязательным курсом для студентов университетов и педагогических институтов, но теоретики атеизма не могли прийти к согласию даже по вопросу о том, какая кафедра должна преподавать эту дисциплину, что и выявило существенные расхождения даже на самом верху относительно сущности этой дисциплины. Не было консенсуса и по вопросу о том, каково должно быть содержание курса. Следует ли в программе курса с критических позиций преподносить историю религии, прослеживать развитие неверия в философской мысли или, наконец, сосредоточиться на том, как достижения науки разрушают религиозную картину мира? Кроме того, теоретики атеизма столкнулись с практическим вопросом – кто будет преподавать новую дисциплину. Поскольку прежде такой курс никогда не преподавался систематически в высших учебных заведениях, не было и подготовленных преподавателей, а это означало, что преподавание курса следует поручить преподавателям других дисциплин, прошедшим ускоренную переподготовку 644. Лишь немногие специалисты в области естественных наук, историки и философы были хорошо знакомы с предметом, а многие к тому же сопротивлялись попыткам привлечь их к атеистической пропаганде. Например, преподаватели естественно-научных дисциплин оправдывались тем, что их дисциплины являются атеистическими если не по форме, то по содержанию, поскольку дают студентам научные знания – такой аргумент звучал в ранний советский период в ходе дебатов о том, должно ли советское образование быть антирелигиозным или просто безрелигиозным, но в поздний советский период он уже исчерпал себя.