Валерий Шамбаров - Россия и Запад. Почему мы победим?

Испания считалась нейтральной, но Франко послал Гитлеру добровольческую Голубую дивизию (за время войны в германской армии служило 50 тыс. испанцев). Нейтральной заявляла себя и Швейцария, но в германской армии служило 1300 ее граждан. Нейтральная Швеция разрешила транзит немецких войск через свою территорию, с международными нормами нейтралитета это никак не согласуется. Вдобавок Швеция поставляла железную руду, на которой работала вся германская промышленность, сформировала несколько полков добровольцев в состав финской армии.

Но и те европейские обыватели, кому не довелось надеть военные мундиры, всеми силами помогали Гитлеру устанавливать «новый мировой порядок». Промышленные гиганты Чехии, Франции, Бельгии, Австрии выплескивали с конвейеров потоки первоклассного оружия, машин, боеприпасов. Здешние инженеры, техники, рабочие были прекрасными специалистами, выполняли свою работу четко и качественно. Саботажа и диверсий не отмечено! Ни единого факта! Добросовестно трудились на Третий рейх и норвежские рыбаки, датские животноводы, французские и голландские фермеры.

С боеприпасами и техникой у немцев сложилось такое положение, которое не снилось ни в какие времена никакой армии. Фантастическое изобилие! Ничего не надо беречь, не надо экономить. Выпускай очередями магазин в белый свет и меняй новый! Засыпай неприятеля бомбами и снарядами — подвезут сколько угодно. Поломалась или подбита машина, танк, самолет — чепуха. Лишь бы уцелели танкисты и летчики, а из тыла уже везут новую технику, лучше прежней. Германская армия наращивала силу прямо в ходе войны. Переходила с винтовок на автоматы, на более мощные танки. На Россию двинулось не немецкое, а общеевропейское нашествие. «Двунадесять языков».

А вот в СССР войну начинало то поколение, которое росло и воспитывалось на охаивании патриотических ценностей, подмене их «пролетарским интернационализмом». На аксиоме, что политические приоритеты важнее национальных и государственных. И вдобавок это же поколение испытало на себе большевистский террор, раскулачивание, коллективизацию, чистки 1937–1939 гг. Результатом стало то, что очаги сопротивления вроде Брестской крепости возникали далеко не везде. А если и возникали, их обходили на других участках. При этом целые части и подразделения сдавались или даже переходили на сторону противника.

Сопоставим цифры: в 1941 г. в плен попало 3,9 млн русских. В первой половине 1942 г. — 650–900 тыс. И за все остальные 3 года — 650–900 тыс. В начале войны ошалевшие солдаты соображали — ради чего умирать, если против тебя идут «братья по классу»? А нацистская власть, может, и лучше советской? Сотни тысяч просто разбегались, оседая в примаках у местных баб. И никакого партизанского движения до весны-лета 1942 г. не было. Многие села встречали немцев колокольным звоном, хлебом-солью… Когда нынешние «разоблачители» с насмешечками пишут о глупости и неумении воевать русских генералов, приводя примеры, как против танков бросалась конница или полубезоружное ополчение, нужно все это учитывать. Фронт-то фактически рухнул, от прежней армии остались ошметки, матчасть была потеряна, не столько в боях, сколько брошенная у границ, промышленность парализована эвакуацией.

В таких условиях было невозможно действовать иначе. Когда инициатива остается у противника, то там, то здесь возникают дыры, когда полная неясность, какими силами осуществлен очередной прорыв. И нет ни подготовленных резервов, ни времени на выяснение обстановки и подготовку контрмер. В подобной обстановке на затыкание дыр бросается не то, что было бы правильно, а то, что есть под рукой. Что можно побыстрее доставить к нужному месту. Конница, зенитчики, ополченцы, курсанты. И не крупными силами, а разрозненно, что увеличивает потери. Это не неумение воевать, это объективная закономерность. А вот то, что врага все же остановили, свидетельствует, наоборот, о высоком умении воевать.

И что получилось? Те миллионы, которые сдались в 1941 г., были уничтожены или вымерли от голода почти целиком в первую же зиму. Немцы не знали, что делать с таким количеством, и пленных разрешили расстреливать по приказу любого офицера. Или загоняли на участки открытого поля, огороженные колючей проволокой, и не кормили. А остальным — и во вражеском тылу, и на фронте, пришлось заново учиться любви к своему Отечеству. Идеологический переход от «революционной» в «патриотическую» систему координат уже начало и сталинское правительство. Но начало поздновато, во второй половине 1930-х, перед самой войной. Теперь людям пришлось учиться патриотизму на собственной шкуре, через террор и грабежи оккупантов. Учиться на том, что узнавали от вышедших из окружения или при освобождении населенных пунктов. Приходилось осознавать: Отечество, какими бы недостатками и изъянами оно ни обладало, — вовсе не пустой звук. Без него-то вообще погибель! Это и обеспечило перелом в ходе войны.

Ну а вернувшись к рассуждениям об умении и неумении воевать, можно увидеть: в 1944–1945 гг. роли переменились. Когда армии противника были надломлены, повыбиты, потеряли огромное количество техники, когда заводы оказались парализованы бомбежками и отсутствием сырья, инициатива безраздельно перешла к русским, и немецкие документы (нет, не послевоенные мемуары, а письма и дневники современников) напоминают впечатления наших соотечественников начала войны. Всюду «русские танки». В воздухе — только «русские самолеты», а своих нет как нет. Русская артиллерия устраивает «ад». И германские военачальники в этих условиях действовали точно так же, как наши в 1941 г. Им больше ничего не оставалось! Точно так же, не считаясь с потерями, швыряли в прорывы под танки все, что можно наскрести, — полубезоружных фольксштурмистов, зенитчиков, курсантов училищ, охранные и «авиапехотные дивизии» (из обслуги аэродромов, с одним лишь стрелковым вооружением).

А насчет потерь приведу два примера. Один из дневников Константина Симонова — дивизия при штурме Кенигсберга потеряла в несколько раз меньше, чем в 1941 г. при взятии захолустной Ельни. Другой — из воспоминаний аса нашей авиации генерал-полковника Скоморохова. За несколько лет войны, до ноября 1944 г., он сбил 22 самолета. А за несколько последующих месяцев, до мая 1945 г., — еще 22. Хотя, с другой стороны, почти все, с кем он начинал войну, погибли. То есть на первом этапе советское командование вынуждено было бросать в бой плохо подготовленных, недоученных юнцов, и соотношение потерь было соответствующее. А на втором этапе в германской армии были повыбиты опытные кадры, точно так же приходилось использовать неоперившуюся «зелень», и соотношение изменилось в обратную сторону.