Василий Дударев - Бисмарк и Россия. 1851-1871 гг.

Официальное назначение Бисмарка на новую должность последовало 29 января 1859 г. Этот перевод можно было расценивать в то время как дипломатическую ссылку и отлучением его от активного занятия германским делами. Тем не менее, учитывая консервативно-монархические убеждения и пруссачество Бисмарка до мозга костей, Берлин был вправе ожидать от Бисмарка в Петербурге лишь преданного служения интересам Пруссии и монарху Вильгельму.

После политического проигрыша в Ольмюце Берлин с большим вниманием следил за происходившими в Союзном сейме дискуссиями и обсуждениями внутригерманских вопросов. Во Франкфурт-на-Майне был отправлен подающий надежды человек, подтвердивший в революционные дни 1848–1849 гг. свою преданность Прусскому королевству. При всей спорности поведения Отто фон Бисмарка во Франкфурте и буре негодования, которую он вызвал впоследствии среди представителей германских государств, его политические противники высоко оценивали его способности, талант, четкое понимание целей и задач и отстаивание исключительно прусских интересов в Сейме. Даже австрийский представитель и председатель Союзного сейма граф Фридрих фон Тун-Гогенштайн высоко отзывался о личных качествах Бисмарка. Он особенно выделял в нем «благоразумие, абсолютное соблюдение законности, безукоризненность его монархически-консервативного принципа в больших политических вопросах» [305].

Назначение в 1851 г. дипломата с консервативными взглядами на должность представителя Прусского королевства при Союзном сейме соответствовало общему направлению внешней политики Берлина. Бисмарк поддерживал положения консервативной партии Пруссии в вопросах внутренней политики, однако его взгляды на международную ориентацию Пруссии выделяли его из числа консерваторов, считавших главным союзником Австрию, и либералов, выступавших за тесные отношения с западными странами.

Анализ картины международных отношений позволил Бисмарку прийти к выводу, что единственным выходом из сложившейся для Пруссии ситуации было укрепление отношений с Россией. Такая идея «Поворота на Восток» явилась серьезной альтернативой проводимой Берлином внешней политики, ориентирующейся на сотрудничество с державами Запада, с которыми, по мысли Бисмарка, у Пруссии было гораздо больше противоречий и спорных вопросов, чем с Россией. В выборе такого пути Бисмарк совершенно не руководствовался какими-то личными симпатиями к России, но ориентировался исключительно на реальности своего времени. Безусловно, возможность влияния Бисмарка из Франкфурта на политику Берлина была ограничена. К тому же его взгляды были крайне непопулярны среди прусских политических кругов и вызывали жесткую критику в самом Союзном сейме. Однако эта пока еще идея «Поворота на Восток», к которой пришел Бисмарк во Франкфурте, безусловно, важна для понимания направления его внешней политики в дальнейшем.

Приводимые документы показывают, что Бисмарк опровергал агрессивность внешней политики Николая I, отмечая в ней скорее приверженность традиционализму и консерватизму, и делал вывод об отсутствии прямой угрозы Пруссии со стороны России.

С началом Крымской войны Бисмарк отмечал, что традиционная для николаевской России международная ориентация на Германию была разрушена. Основная вина в этом лежала на «неблагодарной» Австрии, занявшей антироссийскую позицию. Пруссию от такой же ошибки отделял всего лишь один шаг, который Берлин так и норовил совершить, опасаясь остаться в одиночестве, при выборе позиции нейтралитета. Обозначая наметившиеся перемены во внешней политике России, Бисмарк на протяжении всей войны призывал Пруссию к четкому следованию политике нейтралитета для максимального ослабления не только российско-австрийских связей, но и для более самостоятельного поведения Пруссии в международных отношениях. По мнению Бисмарка, политика нейтралитета давала Пруссии возможность рассчитывать в будущем на российскую помощь в решении германского вопроса.

С такой позицией был совершенно не согласен набиравший в Пруссии политический вес принц Вильгельм. В приглашении западными державами Пруссии на Парижский конгресс, где мнение Пруссии особо никем и не учитывалось, в видимости участия Пруссии в решении судеб континента Вильгельм и поддерживающие его либеральные круги видели признание европейскими державами политического веса Пруссии, подтверждение принадлежности Пруссии европейской пентархии.

Стремление к прусско-российскому единству сохранилось в политической программе Бисмарка и после окончания войны, когда происходила определенная трансформация европейских международных отношений. На заседании прусского парламента 20 февраля 1858 г. лидер консервативной партии Эрнст Людвиг фон Герлах поставил риторический вопрос: «Положение в мире изменилось; знамя революции, которое из Франции было водружено здесь, в Германии, исчезло; сейчас же во Франции и во всей Европе популярен цезаризм. Несколько лет тому назад предпринималась попытка подтолкнуть Пруссию в союзе с Францией к войне против России. Сейчас же Франция и Россия живут в согласии и мире» [306]. Прусский посланник с настороженностью следил за таким потеплением в отношениях между Россией и Францией, тесные объятья которых грозили раздавить слабую в то время Пруссию.

Быстро ориентируясь в новых условиях, он выдвинул довольно революционную для прусских политических кругов идею о нецелесообразности для Пруссии противиться такому союзу, но необходимости постучаться в него с предложением о вступлении. А дальше время расставило бы все по своим местам, ведь даже если географическое положение и международные обстоятельства и способствовали налаживанию российско-французских отношений, то

в польском вопросе, актуальном для двух стран, интересы России и Франции, по мнению Бисмарка, резко расходились.

Расхождение Петербурга и Парижа во мнениях относительно решения польского вопроса, по мысли Бисмарка, привело бы в дальнейшем к пониманию российскими политическими кругами необходимости укрепления отношений с Пруссией. Сохранение status quo в Польше становилось в этом случае одним из крепких связующих звеньев между Пруссией и Россией, потому что восстановление независимой Польши, по мнению Бисмарка, означало бы военно-стратегическую катастрофу и нарушение территориальной целостности двух государств.

Эти и другие планы территориального разделения Российской империи, выдвинутые западными политиками во время Крымской войны [307], Бисмарк называл «ребяческими утопиями», он также критиковал попытку германских либералов «рассматривать в своих планах будущей Европы 60 миллионов великороссов как caput mortuum [308]» и перспективу «этот народ <���…> как угодно третировать, не превращая его тем самым неизбежно в союзника всякого будущего врага Пруссии» [309], что, к слову, разделял и сам прусский король Фридрих-Вильгельм IV [310].