Василий Дударев - Бисмарк и Россия. 1851-1871 гг.

В Пруссии политикой царского наместника великого князя Константина Николаевича были недовольны. Теттау сообщал, что «Россия отправила в Польшу своего самого способного принца, чей известный антигерманский образ мыслей уверял поляков в том, что он окажет сильное противодействие наступающему германскому элементу, которого они так боялись». Бисмарк соглашался с Теттау в том, что поляки ожидали доказательства этой политики на практике, и если администрация не смогла бы удовлетворить их чаяния, «польский вопрос должен был приобрести в скором времени другую форму».

В новых условиях Бисмарк решил перейти к активным действиям. Помимо военных приготовлений в пограничных с Россией областях и призвания жителей провинции Позен сохранять спокойствие и не подаваться провокациям со стороны польских мятежников [569]правительство Пруссии участвовало в политическом оформлении военного сотрудничества с Россией для совместного противостояния полякам. В историографии эти события известны как заключение конвенции Альвенслебена. «Как только самомалейшие признаки восстания оказались в собственных ее пределах, Пруссия не замедлила заключить военную конвенцию с Россией, 8-го февраля нынешнего года» [570]– передавали «Московские ведомости».

Бисмарк считал, что инициатива в укреплении российско-прусского сотрудничества в подавлении польских беспорядков не должна была исходить из Берлина в одностороннем порядке. Важно было только получить нужные сигналы из Петербурга. В Берлин стали поступать сведения о серьезности намерений российского императора. 24 января российский посланник в Пруссии Павел Петрович Убри выразил надежду на то, что при любом повороте событий Петербург рассчитывал на помощь Берлина и хотел бы согласовать свою политику в приграничных областях для максимально эффективного противодействия вооруженным отрядам поляков [571].

Ситуация стала развиваться в нужном Бисмарку русле. Его ответный ход был немедленным. После обсуждения петербургского пожелания с королем Вильгельмом Бисмарк 29 января поручил Редерну узнать у Александра II, не будет ли он против того, чтобы из Берлина в Варшаву отправился прусский генерал-адъютант Густав фон Альвенслебен, «посредник столь же надежный, как и скупой на слова» [572], для оценки ситуации и выработки совместных действий. На следующий день Редерн телеграфировал: «Император с отправкой в Варшаву генерала Альвенслебена полностью согласен и считает ее в настоящих условиях очень необходимой» [573]. Горчаков же в письме Убри о предстоящей миссии генерала отзывался так: «Миссия г<���енерала> Альвенслебена в Варшаву – это комбинация, которая приятна нам и может принести хорошие плоды» [574].

Бисмарк не мог упустить прекрасный момент. С молниеносной быстротой, соответствующей его политическому стилю, он отреагировал на телеграмму Редерна. Инструкция для генерала Альвенслебена [575]была закончена уже 1 февраля. С первых ее строк становится понятным, что глава прусского правительства задумал игру, о которой в Петербурге могли даже не догадываться. В инструкции генералу было поручено уделять первостепенное значение беседам с Константином Николаевичем и российским императором и сообщать об их результатах в Берлин. Поскольку Александр II находился в это время в Петербурге, можно заключить, что Бисмарк с самого начала намеревался отправить Альвенслебена в российскую столицу – миссия в Варшаву в таком случае назначалась для отвода глаз. По официальной версии Берлина об изменении маршрута следования генерала, обсуждение совместных действий Пруссии и России в подавлении восстания не входило в компетенцию царского наместника и могло быть решено исключительно в Петербурге.

Выбирая такой рискованный путь, Бисмарк хотел способствовать перемене настроений в Петербурге и росту влияния прогерманской партии при дворе императора, выступавшей за проведение жесткого курса в Царстве. В этой связи он дал Альвенслебену задание достичь договоренности с Александром II относительно совместных действий российской и прусской администраций в подавлении польского движения. Он подчеркивал, что «позиция двух дворов по отношению к польской революции равносильна поведению двух союзников, которым угрожает общий враг. Желание Его Величества заключается в том, чтобы эти отношения нашли выражение в сотрудничестве обеих администраций и вооруженных сил в подавлении восстания» [576].

Берлин брал на себя обязательство проводить розыскные мероприятия и возвращать беглых мятежников царской администрации, что, по мысли Бисмарка, должно было укрепить взаимоотношения российских и прусских органов управления польскими землями и предотвратить развитие восстания.

О предстоящей миссии Альвенслебена Бисмарк предупредил Редерна. Изменение маршрута генерала он объяснял желанием Берлина узнать отношение императора к прусским предложениям о взаимном сотрудничестве. Бисмарк писал о своем недоверии к царской администрации в Варшаве, поскольку «мы имеем основание утверждать, что маркиз Велёпольский не поддержит наши взгляды и цели также благожелательно, как мы ожидаем этого от Его Величества Императора. Позиция, которую занял Его Императорское Высочество великий князь Константин по отношению к маркизу, нам не до конца ясна» [577].

2 февраля генерал выехал из Берлина, а уже 5-го был в Петербурге. На следующий день Альвенслебен телеграфировал, что император полностью согласился со своевременностью и необходимостью его приезда. Александр II на этот же день назначил проведение переговоров между Альвенслебеном, Горчаковым и Милютиным. Обстановка во время проходивших в Петербурге переговоров была самая теплая и дружественная. Горчаков отмечал, что генерал Альвенслебен «в ходе переговоров не переставал свидетельствовать нам о самом дружеском и искреннем расположении со стороны (прусского – В. Д.) правительства» [578]. 8 февраля 1862 г. была подписана конвенция, подтверждавшая совместные действия России и Пруссии в подавлении восстания. Главное заключалось в возможности вооруженных отрядов обоих государств «переходить через государственную границу в тех случаях, когда это оказалось бы нужным для преследования мятежных шаек» [579], а также в полном обмене информацией между Петербургом и Берлином для оперативного реагирования [580]. Бисмарк написал королю Вильгельму: «Конвенция соответствует переданным генералу инструкциям» [581]. Без сомнения, конвенция Альвенслебена сближала российские и прусские интересы в решении польского вопроса.

В этот же день Горчаков направил Бисмарку личное письмо [582], в котором положительно оценивал значение подписанной конвенции и выражал Бисмарку слова поддержки в решении внутриполитических сложностей, с которыми столкнулась Пруссия. Повторяя слова, сказанные Александром II прусскому посланнику Р. фон дер Гольцу в Москве: «Россия и Пруссия солидаризировались в выступлении против общей угрозы, как будто они составляют однустрану», – Горчаков подчеркивал, что «это были не напрасные слова, а выражение убежденности и уверенности, которые подтвердятся делом». Российскому посланнику в Берлин Горчаков писал, что «миссия прусского генерала была высокой и хорошей политикой» [583]. Пруссия со своей стороны демонстрировала полную поддержку Петербурга в эти дни. На одном из вечеров король Вильгельм I сказал Убри: «Мы готовы ко всему. Мы должны помочь друг другу; мы сделаем все, что от нас будет зависеть» [584]. Бисмарк же в разговоре с российским посланником говорил о важности совместных действий в борьбе с революционной Польшей. В своем личном письме Горчакову министр-президент подчеркивал: «Мы очень желали бы, чтобы относительно всякого польского восстания, как и в отношении всякой опасности из-за границы оправдались прекрасные слова, сказанные в Москве императором Гольцу, что Россия и Пруссия так солидарно выступают против общей опасности, как будто они составляют однустрану» [585].