Василий Дударев - Бисмарк и Россия. 1851-1871 гг.

На этот счет Горчаков даже отправил Убри в Берлин секретное письмо [623], в котором не исключал нежелательную для Петербурга вероятность того, что Бисмарк не удержится у власти. Российскому министру было сложно предположить, из представителей какой партии король выберет новое министерство. «Поскольку само падение Бисмарка было бы уступкой мнению, которое ему противоречит, – писал Горчаков, – я опасаюсь, что новые министры попадут в ловушку либеральной оппозиции, возможно, даже очень передовой». Опасность развития ситуации по такому сценарию заключалась, по мысли Горчакова, в том, что первым актом нового министерства могла бы стать денонсация подписанной Альвенслебеном в Петербурге конвенции. Такой шаг был бы сделан в угоду новому политическому окружению короля, сформировавшему новое правительство, но однозначно он свидетельствовал бы об ухудшении отношений между Пруссией и Россией, что совершенно не устраивало Петербург. Перед Россией возникала опасность новой международной изоляции.

Ослабить политический натиск на Бисмарка в прусском парламенте Петербург мог своим согласием на ослабление силы действия конвенции Альвенслебена. 22 февраля Убри телеграфировал в Петербург, что в разговоре с Бисмарком они пришли к пониманию необходимости сохранить за конвенцией «характер пограничной полицейской меры <���…> пруссаки ограничатся наблюдением за границами, не переходя их» [624]. Постепенно Петербург и Берлин пришли к взаимопониманию в этом ключе [625]. Правда, Горчаков делал следующее заключение: «Король (Вильгельм I – В. Д.) и Бисмарк пришли к выводу, что именно по нашей просьбе исполнение договоренностей остается приостановленным. Это, очевидно, отступление, вдохновленное поднятой грозой в Париже и Лондоне и нападками в Прусской палате (депутатов – В. Д. )» [626]. Российская сторона была категорически не согласна признать за собой инициативу приостановки действия конвенции. Это просил довести до сведения Вильгельма I Александр II через Убри и Лоэна, желая внести в этом вопросе ясность [627].

Новости о подписании в Петербурге конвенции в Европе были восприняты по-разному. В Австрии политика Пруссии в польском вопросе была раскритикована «как несогласная с принципом невмешательства» [628], тем не менее, венский кабинет заявил о своем нейтралитетеХХIV и строгом контроле своей границы для предотвращения перехода поляков на территорию Царства Польского [629]. С негодованием, «криком и шумом» эта новость была встречена в Англии и Франции, что во многом объяснялось их опасением в связи с возможным «восстановлением союза между северными державами, известного древле под именем священного» [630]. Рассуждая в письме Бруннову о том, что между Россией и Англией «на поверхности земного шара» нет никаких противоречий пока дело не касается восточного вопроса, Горчаков заключал, что и «в Европе этого не существует, если не считать Польши, которая была бы для английских министров только средством, а не целью» [631]. С большим недоверием относился Горчаков и к поведению Франции в польском вопросе [632], считая, что «английское правительство было гораздо сдержаннее и осторожнее нашего союзника Франции» [633].

В конце февраля 1863 г. Бисмарк был проинформирован о возможном требовании Франции и Англии отменить подписанную конвенцию [634]. «Кельнская газета» писала 1 марта: «Правительство императора Наполеона твердо настаивает на отмене конвенции, в которой видит нарушение невмешательства. На стороне французского государя в этом случае не только общественное мнение всего просвещенного мира, но и английское правительство» [635], а «Санкт-Петербургские» ведомости отметили, что «впечатление, произведенное конвенцией в Западной Европе, было неожиданностью для прусского правительства и произвело смятение в правительственных сферах» [636].

В связи с этим Бисмарк просил Редерна узнать, как Россия отнесется к тому, что Пруссия под давлением западных держав будет вынуждена отказаться от конвенции, и не откажется ли Петербург от нее, прежде чем Лондон и Париж выступят с коллективной нотой [637]по отношению к Берлину. Бисмарк хотел знать, что выберет Россия: осложнение отношений с Францией, Австрией и Англией, сохраняя конвенцию Альвенслебена, или в сложившихся условиях предпочтет ее отмену. «За войну против Франции и Англии. Спасибо» [638]– отвечал Александр II на вопрос Бисмарка в замечаниях на полях донесения Убри на имя Горчакова от 1 марта 1863 г. Вместе с тем, Петербург информировал Берлин о том, что сам он сможет вполне обойтись без согласованной договоренности, предоставляя, таким образом, Пруссии полную свободу выбора [639].

Берлин был на распутье. Помогло то, что Лондон и Париж так и не смогли подготовить коллективную ноту, поэтому острая необходимость скорейшей отмены конвенции для Пруссии исчезала. В ходе дипломатической переписки между Пруссией и Россией конца февраля 1863 г. было принято решение о сохранении конвенции. 3 марта 1863 г. Убри писал Горчакову: «Король (Вильгельм I – В. Д.) сказал мне вчера, что Пруссия поддерживает конвенцию, если Россия от нее не отказывается. Я ответил, что мы отказались бы, если бы Пруссия этого желала. С тех пор условлено, сказал Его Величество, что она в силе» [640]. На этой телеграмме царь пометил: «Пусть будет так» [641]. 4 марта Лоэн передавал в Берлин: «Конвенция остается в силе, и император очень обрадован этим» [642].

При формальном сохранении конвенции исключение по инициативе Берлина статьи о переходе русскими и прусскими войсками границы [643]переводило ее в статус фактически недействующей. Россия и Пруссия освободились от необходимости исполнения ставших им неугодными договоренностей. Несмотря на возникший конфуз вследствие истории с приостановкой действия конвенции, Россия не изменила свое отношение к Пруссии в целом. Наоборот, переписка Горчакова с Убри показывает, насколько важным для Петербурга было сохранение дружественных отношений с Берлином в сложившихся обстоятельствах. В секретном и личном письме российскому посланнику в прусской столице Горчаков писал: «Употребите все Ваше внимание, мой дорой У<���бри>, чтобы поддерживать в Берлине веру в наше интимное соглашение. Недоразумение по поводу приостановки или отказа от соглашения не должно нарушать это соглашение. Все это второстепенные моменты» [644].

Первые результаты прусской политики в польском вопросе Бисмарк подвел в циркулярной депеше прусским миссиям при дворах великих держав и в Союзном сейме во Франкфурте [645]. В ней отмечалось, что Берлин не мог безучастно относиться к подготовке в Польше восстания при поддержке польской эмиграции и «зарубежной демагогии», когда «занятое реформами императорское российское правительство» проводило внутриполитические преобразованиях™. Особенно подчеркивалось, что инициатива в подписании конвенции Альвенслебена принадлежала Петербургу, и за императором оставалось право в любой момент выйти из соглашения с Пруссией, если бы он посчитал его не соответствующим интересам России. В конце депеши Бисмарк добавил несколько важных строчек: «Заключение конвенции явилось для наших целей существенной помощью по силе оказанного влияния на решения императора Александра».