Василий Дударев - Бисмарк и Россия. 1851-1871 гг.

Эту безрезультативность определяло также усилившееся отсутствие единства между западными державами. Австрия постепенно отходила в сторону смягчения своей позиции по отношению к России [689]. Еще в начале июня Вертер после разговора с Рехбергом сообщил Бисмарку, что в предстоящей ноте «Австрия выскажет России предложения в приемлемой для нее форме <���…> и выступит за проведение конференции лишь в том случае, если этому будет предшествовать согласие России» [690]. Бисмарк даже поставил восклицательный знак против данной фразы. Также и в Англии, «которая шла во главе агитации <���…> начинают находить это вмешательство и бесполезным, и бессмысленным <���…> и что пора прекратить эту комедию» [691]. Помимо различия в самих требованиях между английской и австрийской нотами заметно было различие даже в самом тоне изложения: «Депеша лорда Росселя суха и холодна, депеша графа Рехберга написана в более мягком и дружественном тоне» [692].

Это целиком соответствовало планам Бисмарка. По его расчетам, Пруссия продолжала оставаться единственным государством, поддерживающим Россию, поскольку Австрия хотя и в сравнительно благожелательных формах, но, все же, отправляла свою ноту в Петербург. Вместе с тем в Петербурге должно было возникнуть понимание того, что в случае французской интервенции в Польшу, Россию помимо Пруссии сможет поддержать еще и Австрия.

И Бисмарк в своих расчетах не ошибся. 22 июня 1863 г. Редерн писал [693], что Горчаков после ознакомления с текстами депеш западных держав в обстановке абсолютной секретности признался ему, что будет стремиться к проведению совещания представителей России, Пруссии и Австрии. Горчаков еще до июньских депеш признавал за этим единственно верный путь в сложившихся обстоятельствах [694], теперь же эта мысль захватывала его все больше [695]. 30 июня 1863 г. Редерн передал в Берлин высказывание Горчакова о том, что Россия считала необходимым добиться самого тесного сближения с Австрией и Пруссией: «Мы все стоим перед лицом общего врага, революции. Забудем в связи с этим все остальные вопросы, по сравнению с этим все отступает на задний план. Интересы трех держав в этом отношении настолько идентичны, что интересы одного являются интересами другого. Благодеяние, которое мы оказываем друг другу, оказываем мы самим себе» [696].

В своем ответе 13 июля 1863 г. на депеши западных держав [697]Горчаков теперь с большей уверенностью мог отклонить идею европейской конференции, и выразить мысль о возможной встрече представителей России, Пруссии и Австрии в Петербурге для обсуждения путей решения польского вопросаХХХI. Оценивая положение, в котором оказалась Австрия, Берлин не исключал такой возможности и поддерживал в этом Петербург [698].

Этому обстоятельству, однако, помешали новые обострения в датском вопросеXXXII и австро-прусском противоречии в германском вопросе, наметившемся с августа 1863 г.ХХХIII и сразу ставшим основным предметом обсуждения в дипломатической переписке МИД Пруссии.

Осенью 1863 г. в отношениях между Россией и Пруссией произошел интересный случай, оставить который без внимания нельзя [699]. В конце сентября прусский военный атташе Л. фон Лоэн передавал в Берлин: «Убри по Вашему поручению осведомился, насколько Пруссия может рассчитывать на поддержку России в войне против Австрии. Хотя император целиком поддерживает Пруссию и в германском вопросе считает неправой Австрию, он в данный момент слишком занят в Польше, чтобы оказать Пруссии военную помощь» [700].

Бисмарк выбрал позицию удивленного и направил Лоэну ответ: «Запрос о военной помощи – это недопонимание. Я хотел всего лишь пожелать, чтобы император призвал Вену к миру и пониманию того, что в случае разрыва Россия, исходя из своих собственных интересов, не допустит ослабления Пруссии» [701]. Возникшую путаницу в понимании того, чего все-таки хотел Бисмарк: военного союза с Россией против Австрии или посреднической деятельности российского императора Ревуненков объяснял творившейся в голове Бисмарка путаницей из мыслей и планов, что, к слову, нашло свое место в письме Убри Горчакову: «Истина в том, князь, что глава прусского кабинета в окружающих его затруднениях, вызываемых частично им самим, впадает иногда в противоречия, вредящее точности его взглядов и последовательности его идей» [702].

Вероятнее всего предположить, что в этой запутанной и короткой истории, Бисмарк скорее предпринял один осторожный шаг. Подобным запросом в Петербург он пытался выяснить, насколько его политика поддержки России в польском вопросе была оправдана, и вправе ли он теперь полагаться на помощь, а, возможно, даже и на военную поддержку петербургского кабинета в очередном конфликте с Австрией [703]. Получив необходимые сведения и проверив тем самым на прочность российско-прусские связи, Бисмарк предпринял отходной маневр.

Обсуждение этих вопросов кончилось высказываниями императора Александра II и министра Горчакова. В донесении на имя короля Вильгельма Лоэн писал, что российский самодержец порицает превышение Австрией своей власти в Германии и выступает против единоличного решения германского вопроса австрийской стороной, однако «он не скрыл, что рассматривает начало войны между двумя государствами большим несчастьем» [704].

То же самое выразил и Горчаков в своей беседе с Редерном, подчеркнув, что «благосостояние и укрепление Германии можно достигнуть только лишь взаимопониманием между Австрией и Пруссией» [705].

«Как только европейская публика уверилась в том, что войны за Польшу не будет, по крайней мере, в нынешнем году» [706], а жесткие меры нового польского наместника графа Федора Федоровича Берга постепенно стали усмирять Царство Польское, «в Европе

наступило заметное охлаждение к польскому вопросу» [707]. Фокус внимания в международных отношениях перемещался в Центральную Европу, где на первый план вновь выходила борьба между Австрией и Пруссией.

Основное направление политики Бисмарка в польском вопросе заключалось в категорическом отказе от возможности восстановления независимой Польши, что явилось бы угрозой территориальной целостности России и Пруссии и знаменовало бы появление в Восточной Европе государства, заведомо союзного Франции.

Чтобы избежать этого, Бисмарк считал силовой путь усмирения польских беспорядков единственно приемлемым и поэтому критически оценивал российскую политику в Польше в 1861–1862 гг. По его мнению, либеральные уступки не могли удовлетворить требования поляков, мечтавших о восстановлении независимости. Бисмарк полагал, что в этих условиях даже положения указа 14 (26) марта 1861 г. были для поляков недостаточными и не могли обеспечить умиротворение края. Не способствовала наведению порядка в Польше и чехарда царских наместников, политика которых, по мнению Бисмарка, была лишена необходимой твердости, что отражало общую картину нерешительной политики Петербурга в Польше.