Оксана Киянская - Декабристы

Однако документы свидетельствуют и о другом: в качестве стратега и тактика Сергей Муравьев-Апостол был крайне слаб.

В Южном обществе он был известен как автор фантастического плана революционного переворота: на высочайшем смотре 1-й армии арестовать или убить императора, затем объявить начало революции, собрать все войска, которые на этот призыв откликнутся, и с ними идти на Москву. «Положили овладеть государем и потом с дивизиею двинуться на Москву»; «произвесть возмущение в лагере и вслед за сим, оставя гарнизон в крепости, двинуться быстро на Москву», — показывал Муравьев-Апостол на следствии {823} . Впервые план этот был сформулирован в 1823 году, детали его со временем менялись, но суть оставалась неизменной.

Историкам до сих пор не удалось уловить тактический смысл предложенного Муравьевым-Апостолом маршрута движения восставших войск. Это движение могло стать только прологом к гражданской войне: взять власть в Москве было невозможно, поскольку страна управлялась из Петербурга. Между тем Муравьев-Апостол был уверен, что его действия гражданскую войну не спровоцируют, что «революция будет сделана военная… без малейшего кровопролития». Неясно также, на чем основывалась уверенность Муравьева-Апостола, что «первая масса, которая восстанет, увлечет за собою прочие и что посланные войска против нас к нам же и присоединятся» {824} .

В течение двух лет — с 1823 по 1825 год — Пестель и его сторонники занимались, в частности, тем, что отговаривали Муравьева-Апостола от его намерений. Так, в 1823 году этот план был отклонен на январском съезде руководителей Южного общества в Киеве. В 1824-м по указанию Пестеля князь Сергей Волконский прислал Муравьеву в Васильков письмо, в котором безапелляционно заявлял, «что общество в сем году еще не намерено действовать». На январском съезде 1825 года этот план снова обсуждался, и идеи Сергея Муравьева опять были раскритикованы. Ни Муравьев, ни Бестужев в работе этого съезда не участвовали, а потому Пестель сам приехал в Васильков и сообщил о принятых в Киеве решениях {825} .

Идеи Васильковской управы отклоняли не только Пестель и его сторонники в Южном обществе. Согласно воспоминаниям Ивана Якушкина, в 1823 году Бестужев-Рюмин приехал в Москву, чтобы добиться содействия осуществлению их с Муравьевым плана со стороны тамошних членов тайной организации. Однако московские заговорщики отказали ему в поддержке, заявив, что не войдут с ним «ни в какие сношения» {826} .

Но, несмотря на возражения, Сергей Муравьев-Апостол продолжал настаивать на своем плане. «Я предлагал начатие действия, явным возмущением отказавшись от повиновения, и стоял в своем мнении, хотя и противупоставляли мне все бедствия междоусобной брани, непременно долженствующей возникнуть от предполагаемого мною образа действия», — признавал он на следствии {827} .

Муравьев был человек безусловной личной храбрости и заговорщической дерзости, но соблюдать элементарные правила конспирации никак не желал. Васильковская управа — самая решительная из всех южных управ — занималась активной вербовкой сторонников и пропагандой военной революции и цареубийства. При этом Муравьев мог вести опасные разговоры, вообще не опасаясь преследования: проведя кампанию 1814 года «при генерале от кавалерии Раевском», участвуя вместе с ним в боях за Париж, он был своим человеком в киевском доме генерала. Кроме того, Муравьев-Апостол был не чужд увлечения магнетизмом {828} .

В марте 1823 года киевскому безвластию пришел конец: на должность генерал-полицмейстера 1-й армии был назначен генерал от инфантерии Федор Эртель. Первым заданием, которое он получил от армейского командования, было задание разобраться с ситуацией, сложившейся в Киеве.

Имя генерала Эртеля, служившего в конце XVIII — начале XIX века вначале московским, затем петербургским обер-полицмейстером, а в 1812–1815 годах генерал-полицмейстером всех действующих армий, наводило на современников ужас. Согласно Вигелю, «сама природа» создала Эртеля «начальником полиции: он был весь составлен из капральской точности и полицейских хитростей. Когда, бывало, попадешь на Эртеля, то трудно от него отвязаться… Все знали… что он часто делал тайные донесения о состоянии умов… всякий мог опасаться сделаться предметом обвинения неотразимого, часто ложного, всегда незаконного, и хотя нельзя было указать ни на один пример человека, чрез него пострадавшего, но ужас невидимой гибели, который вокруг себя распространяют такого рода люди, самым неприязненным образом располагал к нему жителей Москвы». И даже те немногие современники, которые приветствовали полицейскую деятельность генерала, видя в ней точное исполнение «воли монарха» и служебных обязанностей, признавали: Эртель любил действовать тайно, «невидимо» и жестоко. В Москве у него была целая шпионская сеть, состоящая из «знатных и почтенных московских дам», получающих за свою работу крупные суммы {829} .

Сам Эртель в автобиографической записке сообщал, что был послан в Киев «1-е) для следствия о корчемниках, убивших трех и ранивших шесть человек; 2-е) для открытия масонской ложи с членами; 3-е) для отыскания азартных игроков» {830} . Его действия по наведению порядка в городе и прекращению «криминального разврата» были весьма активными.

Искореняя корчемство, Эртель привлек платных агентов — нижних чинов из 3-го и 4-го пехотных корпусов. Вскоре это принесло результаты: по делу о корчемстве было арестовано около ста человек, в основном солдат и мещан. Под суд попали 11 офицеров — начальников военных подразделений, чьи солдаты активно занимались корчемством {831} .

Эртель регулярно присылал в Петербург списки «подозреваемых в азартных картежных играх, которые здесь в Киеве живут только временно, а по большей части по большим ярмонкам во всей разъезжают России». Среди «подозреваемых» оказался и родной брат киевского полицмейстера. По ходу следствия о картежниках было решено от лиц, «в списке поименованных… отобрать… подписки, коими обязать их иметь постоянно и безотлучно свое пребывание в местах, какие себе изберут, и что ни в какие игры играть не будут, затем, поручив их надзору местных полиций, отнять у них право выезжать по чьему бы то ни было поручительству» {832} .

Наибольший интерес генерал-полицмейстера вызвала слежка за масонами. Основываясь на тайных розысках, он выяснил, что «коль скоро воспоследовал указ 1822 года августа 1-го о закрытии тайных обществ, тотчас киевские ложи прекратили свое существование», однако от закрытых лож, «можно сказать, пошли другие отрасли масонов». Секретная деятельность масонов, согласно собранным Эртелем сведениям, заключалась в том, что они «магнетизировали» друг друга, давали друг другу деньги в долг, ели на Масленицу 1824 года «масонские блины», а за год до этого собирались «каждое воскресенье по полудни в пять часов» и гуляли во фруктовом саду «до поздней ночи» {833} .