Джеймс Хоус - Наикратчайшая история Англии

Европейцы начали заимствовать слово «джентльмены» для характеристики странного нового сочетания аристократов и людей бизнеса, не существовавшего в то время более нигде.

Парламент платил по своим долгам, а не отказывался от них (как это сделала Франция в 1759 и 1770 гг.), так что ему охотно ссужали деньги – движущую силу войны. Великая борьба за империю в XVIII в. была выиграна не из-за какого-то внутреннего превосходства Англии над Францией, но потому, что Англия могла получать гораздо более дешевые кредиты. Правда, это была уже не Англия.

В 1707 г. эта «новая сущность, запрограммированная на торговлю и войну» (как выразился историк Брендан Симс) официально получила новое название – Великобритания. Элита равнинной Шотландии хотела получить договор о свободной торговле с богатой Англией, места в могущественном лондонском парламенте и «откат». И все это получило.

Новый союз полностью изменил Англию. Когда Даниель Дефо путешествовал по новому королевству и писал первый путеводитель по нему – «Путешествие по всему острову Великобритания» (1724–1727), он описывал англо-шотландскую границу как пустую формальность, а Северную Англию и Шотландию рассматривал вместе. Граница, как водится, проходила по Тренту. Переправу через Трент Дефо сравнивал с пересечением Руби- кона.

Разделение Британии было не национальным – между Англией и Шотландией, но экономическим и культурным – между Южной Англией и всеми остальными. Так остается и поныне.

Новое королевство Великобритания, находившееся в династическом союзе с королевством Ирландия и курфюршеством Ганновер, почти постоянно пребывало в войне с Францией, но его элиты не собирались отказываться от французского языка. Многоязычное дворянство георгианской Англии говорило – а особенно писало – на английском языке, который был более офранцужен и более подвержен влиянию классической культуры, чем когда-либо. Пользовавшаяся огромным успехом книга Эдварда Гиббона «Упадок и разрушение Римской империи» (1776) на целый век стала образцом ученого стиля.

It is not my intention to detain the reader by expatiating on the variety, or the importance of the subject, which I have undertaken to treat; since the merit of the choice would serve to render the weakness of the execution still more apparent, and still less excusable.

«Я вовсе не намерен утомлять читателя пространным объяснением разнообразия и важности предмета, за который я взялся, так как достоинства моего выбора только обнаружили бы с большей очевидностью недостатки моего труда и сделали бы их менее извинительными» [29] Пер. В. В. Неведомского. .

Это английский язык, но любому необразованному англичанину – что XVIII века, что современному – потребуется перевод. В этом, собственно, и был смысл. Это не был естественный язык, принадлежавший какой-либо этнической группе. Этот язык нужно было учить – учить всем, кто мог позволить себе соответствующее образование. Именно по этой причине такой язык идеально подходил для того, чтобы стать общим для новой элиты Великобритании. Мелкому дворянству, лэрдам и вождям кланов новой Британии предлагалось нечто совершенно иное, чем основанный на Библии английский национализм эпохи Кромвеля. Их звали в новое удивительное королевство, где немецкие короли сами едва говорили по-английски, где официальным языком был сознательно искусственный, наполовину офранцуженный английский и где подлинная культура выражалась в камне.

Бювет в Бате. Греческая надпись означает «Вода превыше всего». Фотография автора

От Дувра до Донегола, от Труро до Инвернесса по строгим, новейшим, заимствованным правилам строились новые дома, заявлявшие, что их владельцы принадлежат не к определенной нации, но к общеевропейской элите. Фермеры-йомены и сельские священники строили в каждой деревне такие же, но поменьше. Много лет назад Англия была объединена нормандскими королями. Тогда элита говорила на французском языке и строила по всей стране castles – замки. Теперь Британские острова были объединены немецкими королями, а элита говорила на французском, латинском и древнегреческом и строила классические особняки по всем островам. Любой, кто хотел стать кем-то, должен был также иметь особняк классических пропорций в столице империи Лондоне и дом для отдыха в специально построенном в классическом стиле Бате.

Все это казалось английским простолюдинам китайской грамотой. В новой империи они чувствовали себя так же потерянно, как шотландские горцы, валлийское население Уэльса или гэльские крестьяне Ирландии. Длинная ползучая волна огораживаний наконец подходила к своему логическому завершению. Крестьяне, конечно, оспаривали огораживания в судах, но реальных шансов у них не было. Да, в 1731 г. парламент постановил, что «все [судебные] разбирательства должны вестись только на английском языке и наречии, а не на латинском или французском», но юридический английский до сих пор был полон французских и латинских выражений и слов. Кроме того, кто из крестьян мог позволить себе юриста? А если английский крестьянин по-прежнему пытался обходиться с некогда общинной землей или лесом как с общей собственностью, он подлежал наказанию по Черному акту 1723 г., который превратил ряд традиционных буйных сельских развлечений – браконьерство, грабеж садов и тому подобное – из обычных проступков в преступления, которые карались смертной казнью.

То, что современные англичане воспевают в качестве традиционной английской деревни, – прекрасные георгианские особняки посреди живых изгородей – появилось в результате оптового заимствования иностранной архитектуры и разрушения, порой принудительного, действительно традиционного английского сельского уклада. Английским селянам позднейших эпох оставалось лишь оплакивать свою участь.

«Луг Уоркуорт был общим для жителей трех соседних деревень… Когда они осуществили свою угрозу атаковать новые ограждения, их встретил конный отряд джентльменов во главе с местным судьей, который въехал в их ряды и “разрушил их порядки”».