Александр Гапоненко - Битва при Молодях. Неизвестные страницы русской истории

Царь почему-то стал расспрашивать, как Данила попал в плен под Азовом, сколько времени там провел, как бежал из татарского обоза, знает ли татарский язык, где сейчас находится.

Услышав, что Данила сын атамана Михаила Черкашенина и что сейчас в Москве собирается венчаться с Анастасией, царь обрадовался.

– Пришли мне завтра во дворец своего будущего зятя, – сказал он Хворостинину. – У меня служба для него есть важная – устроить обмен пленниками. Если справится, то пожалую его дворянским званием и поместье дам, чтобы было куда молодую жену привезти».

Царь беседовал с Хворостининым уже часа два.

– Кто там у тебя следующий? – спросил он князя после расспросов про Данилу Черкашенина.

Хворостинин стал рассказывать ему про архимандрита Дормидонта: как он жертвовал на войско железные листы, зерно, соленое мясо и сушеную рыбу, седла и упряжь для коней, скомплектовал походную церковь.

– И что, все это архимандрит передал тебе только по одной просьбе, не требуя ничего взамен? – удивился самодержец.

– Да, царь-батюшка. Пришел я к нему и рассказал, какая беда на нас надвигается. А он монастырских старцев собрал и те, все вместе, решили помочь защитникам своего народа от басурман, чем смогут. Вот колокольню у себя в монастыре без крыши оставили из-за того, что пожертвовали листы железа на укрепление «мягких» броней.

На листе у царя появилась еще одна запись:

«9. Архимандрит Дормидонд – Свято-Троицкий монастырь. Каменные храмы и ограда».

– Да, есть среди церковных иерархов те, кто понимают свой долг и жертвуют часть материальных благ, которые им послал Господь, – промолвил, размышляя над записанным государь. – Однако мало таких, как твой Дормидонд. Мне часть земель церковных и монастырских позарез требуется, чтобы служилых людей поместьями наделить. Сколько, кстати, ты мне людей нашел, что могут быть определены в дворяне?

– Двенадцать человек, Иван Васильевич, – ответил Хворостинин, вытащил из висевшей на боку сумки бумагу и передал ее царю. – Вот список. Там в списке предложения и по поместьям, которые можно выкроить из вотчин, что уже изъяты в казну у смоленских бояр-перебежчиков.

Разговор перешел на личности будущих дворян. Первым среди них был Григорий Прусс, вторым Степан Литвин. За обсуждением личностей новых дворян прошло еще полчаса.

– А что мне делать дальше, Иван Васильевич? – спросил у царя Хворостинин, когда разговор стал подходить к концу. – Отправляться опять на воеводство в Смоленск? Возвращаться в полк под Калугу? Готовиться к войне со шведами?

– Погоди, Дмитрий Иванович, – ответил царь. – Дай мне разобраться с более срочными делами.

В Смоленск тебе воеводой ехать нельзя, поскольку опричнины больше нет, и старые московские бояре тебя опять одолеют местническими спорами. Ты воевода хороший – будешь и дальше русское царство от ворогов защищать. А всех достойных людей, что ты мне назвал, я определю в скором времени к службе.

Слышал, ты жениться собрался? Поживи пару месяцев в Москве – женись. А сейчас помоги мне облачиться – заморские гости давно уже ждут».

Царь сам застегнул опашень, князь помог надеть ему «ожерелье» и накладень, поправил ему венец на голове, чтобы крест был развернут туда же, куда смотрят очи.

– Да, одежды-то свои черные ты тоже сними, – напутствовал царь Хворостинина на прощание. – Я не игумен более, а ты более не монах.

Проходя Приемный покой, князь видел, что в нем царя ожидает польская делегация. После смерти Сигизмунда Августа Иван IV вел переговоры с польскими панами об избрании на престол Речи Посполитой своего пятнадцатилетнего сына Федора.

Свадебная трапеза. Миниатюра XVI века

На следующий день Данила Черкашенин явился на прием к царю в Золотой дворец. Подходящей к случаю одежды у него не было, и Хворостинин дал будущему зятю свой старый кафтан красного цвета, с золотыми шнурами. Кафтан казаку был немного велик и висел на Даниле мешком, но искать новый было некогда, да и негде. Одежду на прокат в те далекие времена не выдавали.

Иван Васильевич попросил казака сослужить ему службу: поехать в Азов к туркам и провести с ними переговоры об обмене высокопоставленных пленных турок и татар – Мехмед-аги, Дивей-мурзы, принца Шардана, глав ряда знатных татарских родов на русский полон.

О заинтересованности в такого рода обмене Девлет-Гирей уже писал царю, особо интересовался судьбой своего шурина Дивей-мурзы. Однако для Московского царства разбитый в бою крымский хан сейчас был менее интересен, чем турецкий султан и переговоры решили вести с ним. К тому же, с турками было легче договориться об обмене, поскольку татары обычно запрашивали за пленников цены в десять-двадцать раз выше тех, по которым сами могли продать их на рынке в Кафе.

По замыслу царя, атаман Михаил Черкашенин со своими казаками должен был сопровождать Даниилу до Азова и держать у себя именитых пленников, пока сын ведет переговоры об их обмене. Царь дал Даниле с собой охранную грамоту к турецкому султану.

Дивей-мурзу царь решил пока подержать у себя в плену и попытаться склонить пойти к нему на службу. Татарского военачальника даже держали поэтому не в тюрьме, а отправили в маленький городок на севере страны на вольное поселение.

Данила вернулся с приема у царя в дом купца Полесского и поведал о состоявшемся во дворце разговоре на семейном совете.

– Я поеду с тобой в Азов, – сразу же сказала Анастасия, узнав о полученном ее женихом от царя задании. – Разлука с тобой будет для меня невыносима.

– Любовь моя, – ответил Данила, – меньше всего на свете я бы хотел расставаться с тобой. Только полученное мною задание очень опасно. Турки или татары могут силой захватить тебя в Азове, а потом шантажировать меня, чтобы добиться для себя более выгодных условий обмена пленных.

– Я возьму с собой ханский лук и стрелы и буду отбиваться от врагов. Ведь я и раньше могла постоять за себя, – не унималась Анастасия.

– Послы, а тем более с царскими охранными грамотами, никогда не берут с собой своих родственников во вражеские станы, – веско сказал свое слово Дмитрий Иванович.

– А если я поеду с отцом Данилы? Ведь он не позволит никому обижать меня? Я же буду ближе к мужу, и у меня будет спокойнее на сердце, – продолжала настаивать княжна. – Он меня в татарском плену не бросал, как я ему могу оставить теперь одного?

– Казакам не позволительно брать с собой женщин, даже родственниц. Атаман не может отменить этот обычай, – отнекивался Данила. – Тебе надо будет подождать меня здесь, в Москве. Я постараюсь как можно быстрее выполнить задание царя и вернуться.