Александр Гапоненко - Битва при Молодях. Неизвестные страницы русской истории

На венчание в храм, а потом на свадебный пир пришел Воротынский. Он уже давно понял, что, отсылая захваченную турецкую казну в Александровскую слободу, Хворостинин действовал по приказу царя, а не из желания самостоятельно прославиться, а потому перестал сердиться на своего боевого товарища. Бывший воевода Большого полка сидел за столом на почетном месте рядом с Дмитрием Ивановичем и его женой. Вместе с отцом на свадьбу пришел его старший сын Иван Михайлович, уже известный воевода.

Рядом с ними сидел князь Иван Петрович Шуйский, командовавший Сторожевым полком в битве при Молодях. Он был без жены, поскольку все время проводил в походах и не мог найти себе подходящую пару.

С мужской стороны за угловым столом среди гостей были Гордей Старый с сыновьями Петром, Борисом и Глебом. Гордей стал уже дьяком Бронного приказа и отвечал за строительство гуляй-городов для войск всего Московского царства.

Петр быстро пришелся по душе купцу Конону Полесскому за его общительность и предприимчивость. Купец предложил ему стать торговым представителем в Смоленске. Петр согласился.

Рядом с Гордеем за столом сидел Степан Литвин. Ему на следующий день назначили встречу в Посольском приказе. Надо было ехать к германскому императору вести с ним переговоры о выдвижении Федора Иоанновича на польский престол. В большой и представительной делегации Степану определили место толмача.

С женской стороны за столом сидела жена Гордея Наталья, дочь Настя и Арина Полякова. Она приехала вместе с Петром из Смоленска на свадьбу сестры. Арина теперь заведовала госпиталем в Свято-Троицком монастыре, и архимандрит Дормидонд отпустил ее только ненадолго. Петр, познакомившейся с сестрой Евфросинии поближе в течение долгих совместных поездок, предложил ей выйти за него замуж. Она согласилась, но со свадьбой попросила пока не торопиться.

От Ивана Васильевича в разгар свадебного пира приехал посыльный с подарком. Это был рында Борис Годунов. Узнав кому предназначается подарок, и поминая доброе отношение князя к себе, он сам вызвался передать его Хворостинину. Это была шуба с царского плеча – знак особого благоволения царя к воеводе и к его жене.

Придя на пир, Годунов передал подарок, произнес тост в честь молодоженов и выпил за их здоровье чашу с хмельным медом.

Годунова пригласили за свадебный стол. Он попервоначалу отказывался, ссылаясь на то, что вместе с ним племянник Степан. Позвали и Степана, который ждал дядю на улице, держа под уздцы их коней.

Бориса Годунова, как царского посланника, посадили за прямой стол, рядом с отцом Иллиодором. Он немного смущался оказанной чести, и священник успокаивал его рассказом о том, как он жил в Свято-Пантелеймоновом монастыре. Молодой рында заинтересовался его рассказом, стал уточнять, почему Константинопольский патриарх выше по статус, чем московский митрополит и почему русским епископам нельзя самим себе избрать патриарха.

Племяннику Годунова только исполнилось 15 лет и поэтому его посадили на свадебном пиру за «кривой» стол, рядом с Авдотьей, которую Хворостинин в начале пиршества публично нарек своей дочерью. Это было не по правилам, но места с мужской части стола не оказалось.

Пока все поздравляли молодоженов, Авдотья, на правах хозяйки, следила за тем, чтобы тарелка, которую им дали на двоих со Степаном, была наполнена лучшими кусками рыбы и мяса.

Как-то так, само собой, вышло, что Авдотья стала рассказывать Степану о том, как помогала матери ухаживать за раненными в гуляй-городе, а заодно про то, как шла битва при Молодях. Этот рассказ племянник Годунова выслушал с нескрываемым интересом. Сам он мог поделиться только сплетнями из придворной жизни, в которых выглядеть героем было достаточно трудно.

В какой-то момент празднества Авдотья ненадолго вышла из-за стола, сославшись на желание подышать свежим воздухом, а вернувшись продолжила развлекать племянника Бориса Годунова рассказами о своих приключениях. В палате, в которой шел свадебный пир, стало жарко, Авдотья расстегнула ворот своего платья, но из зала больше не выходила.

Михаил Черкашенин сидел за прямым столом вместе с братом Дмитрия Ивановича Андреем Ивановичем. Оказалось, что они уже встречались несколько лет тому назад, во время отражения одного из набегов крымских татар и им было чем поделиться друг с другом.

Донской атаман взял на свадебном пиру слово и сказал то, что никто другой не говорил:

– Мне легко и радостно с вами, мои братья и сестры! Всю свою жизнь я провел в далеких донских степях, сражаясь с кочевниками. Хотел защитить русский народ от их смертоносных и разорительных набегов. Все это время прошло в ожидании того, что когда-нибудь мы будем спокойно жить, ничего не опасаясь.

Вот здесь и сейчас я чувствую, что ради такой жизни я и ходил на Азов, на Перекопь, бил татарские и ногайские отряды, которые шли на Русь. Мой сын женится на сестре воеводы Дмитрия Ивановича Хворостинина Анастасии. Это прекрасная пара. Они вместе прошли весь ужас татарского пленения, выжили, сохранили свои духовные ценности, вернулись обратно и приняли участие в борьбе с врагом. Пусть и дальше их жизнь будет полна не только тихих семейных радостей, но и героических деяний.

С середины свадебного пира молодые ушли к себе в опочивальни. Молодых провожали дружки и свахи. Проводы сопровождались музыкой и шумом. Спустя два час молодых разбудили и позвали обратно за стол. Теперь они уже ели и пили.

Застолье второго дня называлось – «сырный стол». Во время этого застолья совершалось разрезание сыров. Дружко Хворостинина, а им был князь Михаил Иванович Воротынский, по старшинству вызывал сначала родственников молодой, затем молодого и просил их принять угощение – чашу хмельного меда и положить какую-нибудь закуску «на сыры».

В этот день новобрачные пошли к вырытому во дворе купца колодцу и стали кидать в воду деньги, кольца, краюшки хлеба, отрезанные от свадебного каравая. Делалось это, на счастье. Однако, когда Анастасия наклонилась к колодцу, чтобы кинуть в него кусочек свадебного пшеничного каравая, застежка ее монисто неожиданно расстегнулась, и украшение упало прямо в воду.

Евфросиния, которая стояла рядом, вся побледнела, но промолчала. Авдотья же, которая ни на шаг не отступала от матери, по простоте душевной, прошептала народную примету:

– Порванное ожерелье упало в колодезь – к смерти близкого человека.

Шепот Авдотьи услышал только Дмитрий Иванович, который стоял за ее спиной. Он яростно зашипел на свою падчерицу, но та сама поняла, что сказала лишнего, закрыла от смущения лицо руками и убежала в купеческие хоромы.

После гадания у колодца Михаил Черкашенин с Данилой распрощались со всеми и поехали в Коломну, где еще стоял гуляй-город – забрать пленных. Там их ожидали также полсотни казаков, которые должны были сопровождать пленных до Азова.