Евгений Трефилов - Пугачев

Из всего вышесказанного, конечно, не следует делать вывод, что Пугачев повинен во всём происходившем в главном повстанческом войске. Однако несомненно, что расправы часто вершились на его глазах и по его приказу.

Вопрос, имели ли действия пугачевцев, в том числе расправы, какую-то логику, занимал еще начальника секретных следственных комиссий П. С. Потемкина. 8 октября 1774 года в письме Екатерине II, рассказывая о допросе Пугачева, он между прочим писал: «Не упустил я того, всемилостивейшая государыня, чтоб не изведать: была ль какая система в помыслах самозванца, заключая быть оной по изъяснениям злодейских обещаний к народу и по намерению истребить всех дворян. Но усмотрел, что в том вовся никакой связи не было. Все производимо было случайно и по злости» [419] Цит. по: Следствие и суд над Е. И. Пугачевым // ВИ. 1966. № 5. С. 118. . Однако как можно говорить, например, о случайности повстанческих расправ, если они имели довольно четкую тенденцию? Мы уже неоднократно говорили о том, что восставшие, как правило, расправлялись с офицерами, помещиками и, напротив, благоволили крестьянам, солдатам и прочим представителям социальных низов. О том, что именно «дворяне и чиновные люди» являлись главным объектом повстанческого террора, писали и представители правительственного лагеря, в том числе сама Екатерина II [420] См.: Материалы для истории Пугачевского бунта. Бумаги Кара и Бибикова. С. 41; Материалы для истории Пугачевского бунта. Переписка императрицы Екатерины II с графом П. И. Паниным / Публ. Я. К. Грота И Записки Императорской Академии наук. Т. 3. Приложение. № 4. СПб., 1863. С. 29, 30; Записки сенатора Павла Степановича Рунича о Пугачевском бунте. С. 248. . И наконец, если мы обратимся к повстанческим воззваниям, то увидим, что лишь представители привилегированных слоев населения называются в них виновниками народных бедствий, а потому объявляются подлежащими уничтожению. В пугачевских манифестах читаем: «А естли кто не будет на сие мое воздаваемое милосердие смотреть, яко то: помещики и вотчинники, так, как сущих преступников закона и общаго покоя, злодеев и противников против воли моей императорской, лишать их всей жизни, то есть казнить смертию, а домы и все их имение брать себе в награждение»; «Обитчики ж и несытые богатством судьи и дворянство без жестокого нашего гнева не преминуют»; «…нами всё оное (дворянство. — Е. Т.) истреблено быть может». А вот и наиболее яркий из таких призывов: «…кои прежде были дворяне в своих поместиях и водчинах — оных противников нашей власти и возмутителей империи и раззорителей крестьян ловить, казнить и вешать, и поступать равным образом так, как они, не имея в себе христианства, чинили с вами, крестьянами» [421] Документы ставки Е. И. Пугачева, повстанческих властей и учреждений. С. 32, 37, 38, 43–45, 47–52, 75, 78, 113. .

Понятно, почему в вышеупомянутой ведомости, где перечислялись жертвы восставших, дворяне занимали первое место. Таким образом, нельзя полностью согласиться с В. Я. Мау-лем, считающим: «дворяне, офицеры и чиновники составляли только часть всех казненных пугачевцами», «более правильным представляется говорить об отсутствии сословной направленности повстанческих казней. Жертвами бунтовщиков могли стать люди любой социальной и национальной принадлежности без различия пола и возраста» [422] Мауль В. Я. Ритуальный символизм повстанческой казни в России (по материалам Пугачевского восстания) // Вестник Томского государственного университета. 2003. № 276. С. 60; Он же. Архетипы русского бунта XVIII столетия. С. 137. См. также: С. 150–162. . Действительно, представители привилегированных слоев населения составляли лишь «часть всех казненных», однако самую значительную. Кроме того, ни Пугачев, ни его окружение никогда не призывали расправляться с людьми только за их принадлежность к крестьянскому сословию (в отличие от дворян). Представителей социальных низов карали, а также грабили и уничтожали их имущество, как правило, за непослушание или сопротивление самозваному царю [423] См., например: Емельян Пугачев на следствии. С. 200, 201; РГАДА. Ф. 6. Д. 506. Л. 94 об. . (Правда, порой бунтовщики нападали на крестьян исключительно с грабительскими целями. Однако такие действия не приветствовались повстанческими властями.) Вероятно, ближе к истине советские историки, полагавшие, что повстанческие расправы носили «классовый характер» и были направлены главным образом против представителей привилегированных слоев населения, а также их подручных, например приказчиков [424] См., например: Буганов В. И. Крестьянские войны в России ХУЛ-ХУЛ! вв. М„1976. С. 210; Он же. Пугачев. С. 259. . Другое дело, что не следует преувеличивать «классовый характер» этой ненависти и в целом «классовую сознательность» бунтовщиков. Как мы видели, отношения между различными социальными и национальными группами восставших порой были весьма непростыми, а отношение к дворянам, например у самого Пугачева, — более сложным, чем представляется на первый взгляд.

О том, что пугачевская жестокость «была не патологической, а социальной», уже в постсоветское время писал известный исследователь А. С. Мыльников [425] См.: Мыльников А. С. Указ. соч. С. 353. . В связи с этим замечанием стоит обратить внимание на то, что хотя самозванец на следствии и пытался переложить ответственность за расправы на яицких казаков, ответственность за казни «плохих» помещиков и командиров он всё же брал на себя: «…а не попущал тем, кои отягощали своих крестьян, или командиры — подчиненных; также и тех без справок казнил, естли кто из крестьян на помещиков в налогах доносил». Видимо, самозванец был абсолютно уверен в справедливости подобных действий, раз не отпирался от них. Это признание, а также некоторые другие свидетельства — например, слова И. Почиталина, что «грабительства безвинных людей он (Пугачев. — Е. Т.) не любил» — показывают, что казнил и миловал самозванец, руководствуясь народными представлениями о справедливости и в частности о справедливом царе. Причем согласно этим представлениям грабить и убивать нельзя было не только простолюдинов, но и тех помещиков и офицеров, которые перешли на сторону «Петра Федоровича» или были «одобрены», соответственно, крестьянами и солдатами. Поэтому Пугачев спрашивал Хлопушу, «не обидел ли» тот «и не отнял ли чево ис нажити» у перешедшего на сторону повстанцев капитана, которого положительно охарактеризовали его солдаты.

Кстати, тому же Хлопуше «амператор» в другой раз сказал: «…естли что украдешь, то за алтын удавлю». И, видимо, это были не пустые угрозы. По крайней мере, Почиталин вспоминал, что людей, «приличившихся» в грабительстве, самозванец «вешал без пощады». Сам же Пугачев на следствии рассказывал, как однажды «повесил» некую «девку», жившую «у него на квартире», за то, что она украла у «царя» «подсвешник серебреной». Правда, у девки была и еще одна вина — она «волочилась с конюхами». Если предположить, что девка не просто так жила на квартире у «царя», то понятно, почему он так разгневался на нее за связь с конюхами [426] См.: Пугачевщина. Т. 2. С. 110; Допрос пугачевского атамана А. Хло-пуши. С. 166, 167; Емельян Пугачев на следствии. С. 103, 104, 188; Подробнее о дворянах, служивших в пугачевском войске, см.: Крестьянская война в России в 1773–1775 гг. Т. 3. С. 339–347. .