Евгений Трефилов - Пугачев

Видимо, проблема грабежей и мародерства слишком остро стояла в войске бунтовщиков, раз одной из причин создания «Военной коллегии» стало нежелание Пугачева лично разбирать «многие жалобы» на бесчинства его подчиненных. Как же реагировала «Военная коллегия» на эти жалобы? Знакомство с документами коллегии и местных повстанческих учреждений приводит к выводу, что руководители восстания пытались, по крайней мере, оградить «подданных» «Петра III» от бесчинств бунтовщиков, а иногда даже наказывали за эти бесчинства. Так, в указе «Военной коллегии» «крепостным начальникам» Нижнеяицкой линии от 17 декабря 1773 года говорится, что коллежскому судье Творогову поступила жалоба «командира» Нижнеозерной крепости Разнолишникова на то, что некоторые пугачевцы, «мимо крепостей едущия… делают ему, Разнолишникову, и протчим обиды и разорения», то есть нападают на своих. «Естли и впредь будут таковыя преступники законам какия причинят обиды и разорения, — повелевала «Военная коллегия», — то таковых, тотчас поймав, и по поимке присылать за караулом в вышереченную Военную государственную коллегию при рапорте со изъяснением их преступления, с которыми поступлено [будет] по законам». «Военная коллегия» пыталась также обезопасить мирных жителей от притеснений со стороны восставших. Например, атаману Илье Арапову было приказано «наблюсти», чтобы его подчиненные («поверенные») «не отваживались чинить крестьянам никаких обид; в противном же случае подвергнут себя его величества гневу» [427] См.: Документы ставки Е. И. Пугачева, повстанческих властей и учреждений. С. 53–55, 57, 59, 61, 69, 77, 78, 123, 126–132, 136–139, 146, 147, 150, 153, 154, 156–158, 169, 178. .

Имеются также данные о том, что «Военная коллегия» во избежание бессудных расправ приблизительно в декабре 1773 года дала указание, «чтоб впредь никому смертной казни не чинить, но присылать виновных в Оренбург», то есть в Берду. Туда же было приказано отправлять и тех, кто делает «раззорения». Более того, известно, что некоторые нарушители этих предписаний действительно были отправлены в ставку Пугачева. Однако «Военная коллегия» не была последовательна, ведь и в декабре 1773-го, и позже повстанческая верхушка приказывала расправляться с врагами и ослушниками. Например, в одном указе «Военной коллегии» от июня 1774 года башкирские и марийские старшины инструктировались: «…если же кто-либо окажет сопротивление, ослушавшись, проявит злоумышление и не пойдет на службу великого государя, то с таковыми поступайте: у непокорных грабьте имущество, сжигайте дома» [428] См.: Там же. С. 36, 37, 39, 41, 59, 71, 392; Андрущенко А. И. Крестьянская война 1773–1775 гг. на Яике, в Приуралье, на Урале и в Сибири. С. 63; Воззвания и переписка вожаков пугачевского движения в Поволжье и на Урале. С. 15. .

Головной болью для повстанческих властей всех уровней стали нападения «башкирцев» и прочих «иноверцев» на русских мирных жителей, в особенности на заводских крестьян [429] См., например: Документы ставки Е. И. Пугачева, повстанческих властей и учреждений. С. 55, 61, 115, 126, 136–139, 147, 151, 159, 160–163, 169, 199, 200, 204, 208, 229, 249, 256, 259, 261, 276, 281, 286, 298, 299, 320, 361. . Причем башкиры не только грабили и убивали, но и заставляли христиан переходить в ислам, что, думается, для многих было не лучше смерти. Крестьяне пытались найти управу на притеснителей. Так, 18 декабря 1773 года крестьяне Саткин-ского завода на Южном Урале в рапорте старшине башкир-повстанцев Юлаю Азналину, помимо прочего, сообщали, что на их заводе «производится осторожность не против его величества (то есть Пугачева. — Е. Т.), но от набегу озорнических из башкирцев воровских партей, которыя из заводских жителей, выезжающих за сеном, уже много покололи безвинно и лошадей отогнали, и теперь за сеном и протчими потребностями выехать з заводу не дают свободности», и просили «завод от розъезжающих грабительских воровских партей защитить» [430] Там же. С. 115. . Мужики не знали, что эти башкирские «грабительские партии» как раз и служили «его величеству», а Юлай был не тем человеком, у которого следовало искать защиты, ибо он сам во время пугачевщины вместе со своим сыном Салаватом Юлаевым разорял заводы и убивал крестьян. Впрочем, свои бесчинства Салават и Юлай будут совершать несколько позже, а в декабре 1773 года на Саткинский завод пришли не они, а пугачевский атаман И. Кузнецов [431] См.: Крестьянская война 1773–1775 гт. на территории Башкирии. С. 167, 168, 193, 302, 304, 306–309,311,312,314–318, 321,325–329, 331–333, 337, 382–384, 390; РГАДА. Ф. 6. Д. 592. Л. 565, 565 об.; Андрущенко А. И. Крестьянская война 1773–1775 гг. на Яике, в Приуралье, на Урале и в Сибири. С. 163. .

Даже переход на сторону Пугачева отнюдь не всегда избавлял мужиков от башкирских бесчинств. Последнее обстоятельство было особенно опасным для руководителей восстания, поскольку подобные бесчинства могли заставить крестьян переметнуться на правительственную сторону, что иногда и происходило.

Понимая опасность сложившейся ситуации, 20 декабря 1773 года пугачевская «Военная коллегия» указала Зарубину-Чике, находившемуся под Уфой, оградить тамошние русские селения от разорения башкирскими повстанческими отрядами. Непосредственным поводом для появления этого документа послужил рапорт пугачевцев Ивана Губанова и Ивана Гребенщикова. Они сообщали: «…при разных старшинах башкирские и мещерятские команды находящиеся около города Уфы разные руские жительства и помещичьи деревни, которые усердно покорились, не только их самих помещиков, но и людей до основания раззорили, ис коих де много годных есть в службу его императорскаго величества, но только теперь в крайнем несостоянии находятся. И всё движимое имение по себе разделили и смертные убивствы многие чинили, от коих и ныне еще не отвращаются», — и просили дать «от такого своевольства и грабительства верноподданным от тех именуемых башкирских и мещерятских команд защищение». В ответ «Военная коллегия» повелела Чике «послать указ» к башкирским старшинам, «чтоб они разграбленное имение… обратно тем хозяевам отдали и во всём удовольствовали, а паче взятых от помещиков лошадей тем, которые в службу годны, без всякого препятствия отдали ж, и сыскав из них виновных, представили к вам». Окончание указа и вовсе было грозным: «Да впредь, естли ж какие злодеи, хотя из малого чего окажутся, то, не приемля от них никаких отговорок и не возя сюда, чинить смертную казнь, дабы впредь того чинить другие отваживаться не могли» [432] Документы ставки Е. И. Пугачева, повстанческих властей и учреждений. С. 55. .

Конечно, повстанческим властям не удалось утихомирить «башкирцев» и прочих «иноверцев». Более того, нападения на заводы в мае—июне, совершавшиеся Салаватом Юлаевым и его отцом, скорее всего, были санкционированы самим Пугачевым. Однако до апреля никто не поощрял подобные бесчинства. 20 января 1774 года предводитель «главного азиатского и российского войска» Иван Кузнецов в послании жителям осажденного Кунгура утверждал, что «азиатские народы» уже «присмирены», а значит, город можно сдавать безбоязненно. Конечно, есть серьезные основания сомневаться в достоверности этого утверждения, однако какие-то шаги в этом направлении действительно были сделаны. Так, И. Кузнецов за самовольную казнь коменданта Ачитской крепости капитана Воинова, а также за неподчинение приказам во время боев под Кунгуром арестовал мещеряцкого старшину Канзафара Усаева. Доставленный под Оренбург к самому Пугачеву, Усаев был им освобожден без всякого наказания и направлен служить «под Екатеринбург в толпу злодейскова начальника Белобородова». В другой раз И. Зарубин-Чика получил от крестьян Рождественского завода жалобу на «башкирцев», отнявших у них деньги, оружие, лошадей. Самозваный граф вернул крестьянам часть денег, привезенных ему башкирами, но остальную сумму, оружие и лошадей порекомендовал возвратить самостоятельно.