Евгений Трефилов - Пугачев

Однако власти не собирались довольствоваться лишь случайными доносами, а пытались с помощью сенатских курьеров, а то и специальных шпионов понять настроения населения. К примеру, сенатский курьер Василий Полубояринов, побывавший в январе 1774 года в Саратове, сообщал, что тамошняя «чернь» сочувствует «Петру III». По его словам, подобные толки слышал он и по дороге от Саратова до Пензы среди помещичьих и государственных крестьян. Мужики будто бы заявляли, что нынешнее правление «им несносно, ибо де большие бояре награждаются деревнями и деньгами, а им никакой нет льготы, но только большие тягости по причине войны, как то: рекрутские наборы и разные подати, кои должно платить и государю, и помещикам». Мужики не сомневались в победе «государя» и переходе всех солдат на его сторону, «вить и их житье не лучше крестьянского». Впрочем, не все сообщения были для властей столь безрадостны. Например, главнокомандующий в Москве Михаил Никитич Волконский в письмах декабря 1773 года — января 1774-го заверял императрицу, что в Первопрестольной всё спокойно и народ настроен против Пугачева. По его словам, народ называл побежденного самозванцем генерала Кара трусом, говоря: «Какой это генерал, что не мог с такими бездельниками управиться и сам суды ушел! Его бы надо повесить!» В другой раз Волконский сообщал Екатерине, что, выслушав ее манифест от 24 декабря 1773 года, «большая часть народа кляли и бранили бунтовщика и самозванца; а другие говорили с презрением и смехом: “вот какой, вздумал государем быть!”» [551] См.: Семнадцатый век. Т. 1. С. 104, 105; Пугачевщина. Т. 3. С. 458; Александер Дж. Т. Российская власть и восстание под предводительством Емельяна Пугачева / Авторизованный пер. с англ. Уфа, 2012. С. НО-115. .

Эту идиллическую картину Волконский создал на основе сведений, полученных от «надежных людей», которым через обер-полицмейстера Архарова было приказано подслушивать разговоры в кабаках, банях и торговых рядах. Если же довериться некоторым иностранцам, оказавшимся в эти месяцы в Москве, то выводы следует сделать прямо противоположные: симпатии московского простонародья были полностью на стороне самозванца. Один француз даже писал, что 6 марта 1774 года примерно в шесть часов вечера во всех частях Москвы стали раздаваться возгласы: «Виват Петр III и Пугачев!» — и только твердость, проявленная Волконским, предотвратила всеобщее смятение. Этот рассказ вряд ли достоверен; по крайней мере, другие источники о подобных событиях ничего не сообщают. Но не более правдоподобной представляется и та картина всеобщей ненависти к Пугачеву, которую в декабре-январе 1773/74 года рисовал Екатерине Волконский. Во всяком случае, в последующие месяцы было арестовано множество людей, с сочувствием отзывавшихся о «Петре Федоровиче». Например, в мае 1774 года 16 солдат московского гарнизона намеревались перейти на сторону Пугачева, однако их намерение открылось, и солдат прогнали сквозь строй. Еще опаснее для властей были антиправительственные разговоры, которые велись солдатами Владимирского пехотного полка, направлявшегося на подавление восстания: что под Оренбургом находится не Пугачев, а «государь Петр Федорович», да и государыня «уже трусит, то в Раненбом (Ораниенбаум. — Е. Т), то туда, то сюда ездит, а графов Орловых и дух уже не помянется». Несколько солдат было арестовано, а за полком учрежден строгий контроль. Тем не менее Бибиков «чертовски трусил за своих солдат», опасаясь, что они сложат перед бунтовщиками оружие. Ко всему вышесказанному, пожалуй, необходимо добавить, что неспокойно было и в самом Петербурге. Под новый, 1774 год в Зимний дворец было подброшено письмо, где, по некоторым сведениям, говорилось о непорядках в государстве и различных злоупотреблениях высокопоставленных чиновников. Подметное письмо было публично сожжено, однако его автора найти так и не удалось. Письмо, наделавшее большой переполох, кажется, всё же не принадлежало перу сторонника «Петра Федоровича» — его столичные приверженцы предпочитали выражать симпатии «государю» устно [552] См.: Письма А. И. Бибикова. С. 201, 202, 806; Семнадцатый век. Т. 1. С. 104; Дубровин Н. Ф. Указ. соч. Т. 2. С. 248, 249; Крестьянская война в России в 1773–1775 гг. Т. 2. С. 393; Т. 3. С. 322–325; Александер Дж. Т. Указ. соч. С. 112–115. .

Пугачевское восстание вспыхнуло в то время, когда Россия вела войну с Турцией, а потому правительство могло опасаться — и, как мы видели, небезосновательно, — что военные тяготы прибавят бунтовщикам сторонников. Интересно, что сами пугачевцы в агитации никак не воспользовались этим козырем для привлечения простонародья на свою сторону. Война осложнила положение правительства еще и в том смысле, что на турецком фронте были задействованы основные вооруженные силы империи, что мешало быстро подавить восстание. Как мы уже говорили, войска для усмирения бунтовщиков пришлось собирать с большим трудом, да и найти достойного военачальника удалось не сразу. Таким образом, турки и Пугачев, пусть и невольно, помогали друг другу. Правда, многие современники событий были убеждены, что пугачевцы были отнюдь не случайными помощниками Турции. По их мнению, восстание было организовано внутренними или внешними врагами императрицы. Разумеется, среди этих врагов частенько называлась сама Оттоманская Порта, а также сочувствовавшая ей Франция. Фридрих Великий, например, сообщал русскому послу в Версале: «…это Франция организовала оренбургский бунт и поддерживает его, снабжая повстанцев деньгами, выделенными специально для этого». У Екатерины также время от времени возникали подозрения, что восстание было кем-то инспирировано. Однако Бибиков уверял ее: «…нет в толпе злодея иных советников и правителей, как только одни воры Яицкие казаки, а подозрение на чужестранных совсем неосновательно» [553] См.: Материалы для истории Пугачевского бунта. Бумаги Кара и Бибикова. С. 58; Крестьянская война в России в 1773–1775 гг. Т. 3. С. 332; Александер Дж. Т. Указ. соч. С. 109, НО, 119, 120, 127–130. . И действительно, идея о Пугачевском восстании как спланированном извне выступлении не получила ни малейшего подтверждения ни в то время, ни позже.

Беспокоили правительство и циркулировавшие за границей слухи, преувеличивавшие размах восстания и успехи повстанцев [554] См.: Корнилович О. Е. Общественное мнение Западной Европы о Пугачевском бунте // Анналы. Т. 3. Пг., 1923. С. 149–176; Крестьянская война в России в 1773–1775 гг. Т. 3. С. 330–338; Шаркова И. С. La Gazette о Крестьянской войне в России под предводительством Е. И. Пугачева // Крестьянские войны в России XVII–XVIII вв.: проблемы, поиски, решения. С. 380–389; Тоёкава К. Указ. соч. С. 162–164; Александер Дж. Т. Указ, соч. С. ПО, 117–120, 123–127,129, 130; Alexander J. Г. Western Views of the Pugachev Rebellion // Slavic and East European Review. 1970. № XLVIII. . Помимо прочего, они могли сорвать желанный для Петербурга мирный договор с Турцией и сподвигнуть другие враждебные державы, например Швецию, на войну с Россией. Распространителями таких слухов могли быть, в частности, иностранные дипломаты, аккредитованные в русской столице. Конечно, зачастую их отчеты содержали достоверные сведения о бунте, однако недостаток информации всё же давал о себе знать. Порой послы делали заключения об успехах повстанцев лишь по косвенным данным. Например, пруссак граф Сольмс объяснил исчезновение из продажи икры захватом повстанцами Поволжья. Вероятно, сообщения Сольмса сыграли не последнюю роль в формировании мнения прусского короля Фридриха III, который в феврале 1774 года писал: «Бунт этот более опасен, чем возвещалось в первых донесениях… Он будет иметь более серьезные последствия…» [555] Цит. по: Тоёкава К. Указ. соч. С. 163. И если Сольмс заблуждался совершенно искренне, то некоторые дипломаты могли намеренно искажать информацию о событиях под Оренбургом. Например, власти подозревали в этом французского посла Дюрана (содержание некоторых его депеш стало известно, так как у руководителя Коллегии иностранных дел Никиты Панина имелся ключ по крайней мере к одному шифру Дюрана).