Ирина Полякова - Мифы о прошлом в современной медиасреде. Практики конструирования, механизмы воздействия, перспективы использования

Для того, чтобы понять современное пространство масс-медиа, необходимо, на наш взгляд, проследить его генезис. Это было осуществлено С. В. Тихоновой, выделившей несколько этапов развития коммуникационного пространства, где критериями деления выступали средства коммуникации. «В развитии коммуникационного пространства могут быть выделены четыре этапа, сопряженные с появлением новых средств коммуникации: этап устной коммуникации, этап письменной коммуникации, этап массовой коммуникации и современная коммуникационная революция. <���…> Мифология выступает формой социальной коммуникации, структурирующей все уровни коммуникационных взаимодействий. Появление письменности приводит к процессам текстуализации мифа, становящимися механизмами контроля мифотворческих практик, а также к появлению светской, несакральной мифологии, создателями которой оказываются индивидуализированные субъекты. Массовая коммуникация делает мифотворчество дистантным, анонимным, страндартизированным, дискретным, вписывает его в технологические и рациональные процессы производства, основанного на разделении труда и подчиняет функции обслуживания потребления. <���…> Современная коммуникационная революция является сетевой, детерминируется изменением роли цифровых технологий в коммуникационном процессе…» [69] Тихонова С. В. Социальная мифология в коммуникационном пространстве современного общества: автореф. дис.… д-ра филос. наук. — Саратов, 2009. С. 12–13. .

По нашему мнению, социальный миф и коммуникационный формат обнаруживают тесную взаимосвязь уже с первого этапа — с устной коммуникации. Стоит вспомнить, хотя бы, Платона и Аристотеля, которые полагали, что мифы можно использовать с пользой для общества как средство управления народом. Далее — на этапе письменной коммуникации — взаимосвязь коммуникационного пространства и социального мифа наглядно демонстрирует распространенность памфлетов в Новое время. По яркости, доходчивости и степени воздействия памфлет фактически оказывается самым настоящим письменно оформленным социальным мифом новоевропейской эпохи. Так, в работе Б. Бейлина «Идеологические истоки Американской революции» этому обстоятельству уделяется особое внимание, когда он отмечает, что именно в виде памфлетов «… увидели свет многие важнейшие политические сочинения Американской революции. В глазах этого поколения, как и многих других, начиная с начала XVI века, памфлет как средство сообщения обладал определенным достоинством: он освобождал от многих ограничений, накладывавшихся иными печатными формами» [70] Бейлин Б. Идеологические истоки Американской революции; пер. с англ. — М.: Новое издательство, 2010. С. 16–17. . Отмечая вариативность размера памфлета, автор заключает, что его объем соответствовал потребностям сочинителей: «Он позволял развить аргументацию: рассмотреть посылки, объяснить логику и обосновать выводы; он без труда вмещал столь свойственные XVIII столетию литературные ухищрения; он давал достаточно места для неспешных проповедей с их риторическим инструментарием, государственных документов, газетных выписок и эпистолярных подборок. <���…> Вместе с тем памфлеты такого объема редко были абстрактны. Даже самые серьезные и широковещательные сочинения имели конкретные, постоянно менявшиеся цели, связанные с вновь возникшими трудностями, неожиданными спорами или стремительно возвышавшимися политическими фигурами. Благодаря этому лучшие памфлеты отличались редким сочетанием основательности и сиюминутности, напора и аргументированности, тщательности и случайности» [71] Бейлин Б. Идеологические истоки Американской революции; пер. с англ. — М.: Новое издательство, 2010. С. 17–18. . Интересно заметить, что лучшие социальные мифы также отличаются таким редким сочетанием: органичным сочетанием архаического и конъюнктурного (инструментального) уровней.

История развития коммуникационного пространства показывает, что медиасреда выступает в качестве дополнительного средства или звена при воздействии социального мифа на общественное развитие, важнейшего инструмента такого воздействия. Однако здесь всегда речь идет об опосредованном воздействии. На таких «посредников» прямо указывает К. Флад: «Структуры, прецеденты, профессиональные нормы, внешние воздействия, взаимоотношения людей на всех уровнях — все это приводит к эффектам идеологического толка, которые, возможно, непосредственные участники процесса не замечают, но которые очевидны для наблюдателей, ориентированных в ином идеологическом ключе» [72] Флад К. Политический миф. Теоретическое исследование; пер. с англ. — М.: Прогресс — Традиция, 2004. С. 61. .

При характеристике этапа массовой коммуникации, нам представляется интересным обратить внимание на оформившиеся в течение XX века модели коммуникативного подхода — трансмиссионную и экспрессивную или ритуальную. Они были удачно описаны в работе А. И. Черных «Ритуалы и мифы медиа». Согласно трансмиссионной модели, «…массовая коммуникация представляет собой саморегулирующийся процесс, целью которого является удовлетворение интересов и запросов аудитории. Основной коммуникативной проблемой является однонаправленный — от источника к получателю — линейный характер процесса передачи, в рамках которой отсутствует полноценная „обратная связь“ (feedback), а также, до некоторой степени, ее „происхождение“… <���…> В рамках этой модели масс-медиа выступают как относительно открытые и нейтральные организации, обслуживающие секулярное общество в кооперации с другими социальными институтами. И хотя трансмиссионная модель подвергается значительной критике прежде всего в силу ее ограниченности (она плохо работает применительно к новым электронным медиа), а также одного из ее исходных тезисов, состоящего в том, что целью медиа является удовлетворение интересов аудитории, она, тем не менее, остается наиболее „ходовой“ моделью, когда речь идет о традиционных новостных медиа, прежде всего газетах и журналах, а также о размещении рекламы» [73] Черных А. И. Ритуалы и мифы медиа. — М.: Центр гуманитарных инициатив; СПб.: Гнозис, 2015. С. 58–59. . Что касается другой модели — экспрессивной или ритуальной, то она «…ориентирована на выражение устремлений и чувств отправителя (или получателя), а не на некую инструментальную цель. Ритуал или экспрессивная коммуникация базируется на общности понимания или общности эмоций, выступая часто как цель в себе, и нередко включает определенный элемент перформанса как неотъемлемой части коммуникации. Коммуникация направлена на удовольствие от ее осуществления в большей мере, чем на достижение некой вне ее лежащей цели. Послание в ритуальной коммуникации обычно латентно и амбивалентно, оно основывается на ассоциациях и символах, которые не выбираются участниками, но уже присутствуют в культуре. Медиум и мессидж, как правило, трудно разделить. Ритуальная коммуникация относительно вневременна и неизменна» [74] Там же. С. 60. . Интересно, что к принципам ритуальной коммуникации автор относит значимые символы, скрытые апелляции к культурным ценностям, совместному прошлому, мифы, традиции. Справедливо полагая, что в рамках данной модели речь уже не может идти о традиционном понимании медиа как средства трансляции информации, А. И. Черных заключает, что приобщение к медиа в экспрессивной или ритуальной модели — это «…идентификация индивидом самого себя как участника культуры. Это и есть ритуал, цель которого — сплочение группы» [75] Черных А. И. Ритуалы и мифы медиа. — М.: Центр гуманитарных инициатив; СПб.: Гнозис, 2015. С. 62. . Становится очевидной тесная связь, с одной стороны, механизма трансляции социального мифа в медиасреде, с другой стороны, содержания экспрессивной (ритуальной) модели коммуникативного подхода: прежде всего, их объединяет то, что они способствуют конструированию новой реальности, в которой разделяются общие ценности, функционируют интерсубъективные символы, объединяются противоположности.