Елена Калмыкова - Образы войны в исторических представлениях англичан позднего Средневековья

С самого начала орден Подвязки, как и воссозданный Круглый стол, задумывалось как рыцарское братство, в которое могут быть приняты достойные христианские воины, независимо от их подданства. Последнее обстоятельство не только способствовало повышению престижа ордена в христианском мире, но также укрепляло на личном уровне союзнические отношения английских королей с иностранными государями и рыцарями. Уже при Эдуарде III Подвязку получали не только англичане и гасконцы или служившие в английском войске иностранцы (такие, как Уолтер де Мэнни [562]или Франк ван Халлен), но и бывшие противники, которых английский король пожелал видеть среди своих союзников.

Среди последних можно упомянуть Ангеррана де Куси, оказавшегося при английском дворе в качестве одного из сорока заложников выкупа Иоанна II. В Лондоне сеньор де Куси покорил сердце старшей дочери Эдуарда III Изабеллы. В 1365 г., женившись на английской принцессе, он стал кавалером ордена Подвязки, а через три года — графом Бедфордом. Поскольку устав запрещал кавалерам ордена предпринимать что-либо против суверена ( Souverain — официальный французский титул главы ордена), то есть короля Англии, а также сражаться друг с другом (например, если два члена ордена подписывали наемнические контракты с воюющими противниками, устав предписывал тому, чей контракт был подписан последним, отказаться от дальнейшей службы), Ангерран де Куси решил вернуться к войне против Англии лишь после смерти короля Эдуарда. В 1377 г. он был назначен маршалом Франции, а после смерти Дюгеклена ему предложили должность коннетабля, от которой он отказался в пользу Оливье де Клиссона.

Как правило, иностранных членов ордена было немного (от двух до шести), исключением явилось правление коронованного английской и французской коронами Генриха VI, при котором их число достигло трети. За всю историю ордена среди удостоившихся Подвязки иностранцев доминировали императоры, короли и принцы крови (кроме королей Франции, Наварры и Шотландии — извечных врагов Англии — суверены всех остальных стран Западной Европы хотя бы раз побывали членами ордена), реже в орден принимались бароны, простые же рыцари — почти никогда. Сразу после избрания новому члену ордена посылалась подвязка, как главный знак отличия, иностранцы также получали мантию и копию статутов ордена. Избрание англичан в члены ордена воспринималось как очевидная честь, не предполагающая возражения с их стороны, а посему не требующая согласия со стороны удостоившихся ее. Иностранцы же должны были в течение четырех месяцев подтвердить свое желание примкнуть к рыцарскому союзу. Так, промедление герцога Бургундии Филиппа Доброго с изъявлением согласия было трактовано остальными членами ордена как отказ присоединиться к ним.

Куртуазные игры — многочисленные рыцарские турниры и балы, собрания рыцарей за Круглым столом и столь притягательный орден Подвязки (на ежегодные праздники которого приглашались также и дамы) — подталкивали молодых придворных вступить на путь славы, приняв участие в одной из королевских военных кампаний. Автор написанной около 1346 г. поэмы, озаглавленной «Клятва цапли», [563]рассказывает о том, как английские рыцари, присутствовавшие на пиру у короля Эдуарда, вслед за своим сеньором приносили клятву принять участие в войне против «узурпатора» французского престола (так англичане именовали короля Франции Филиппа Валуа) ради защиты справедливости и божественного закона. Один из героев поэмы, граф Солсбери (жена которого, возможно, стала героиней истории с подвязкой), прежде чем отправиться во Францию, попросил свою возлюбленную, дочь графа Дерби, закрыть ему правый глаз, пообещав не открывать его, пока он не сразится с войском Филиппа Валуа. [564]В свою очередь, его дама поклялась не выходить замуж, пока не вернется ее рыцарь. Уолтер де Мэнни поклялся Пресвятой Деве хранить молчание до тех пор, пока не возьмет штурмом французский город. Другие рыцари и прелаты также принесли красивые обеты, обещая над птицей послужить своему государю и сокрушить его врагов. Последней была клятва королевы Филиппы, пообещавшей, несмотря на беременность, разделить с мужем тяготы военного похода. Разумеется, поэма «Клятва цапли» — всего лишь литературное произведение, но оно было написано в соответствии со вкусами публики того времени, желавшей, чтобы куртуазностью и доблестью современники не уступали героям рыцарских романов. Позднее, примерно в 60–70 гг. XIV в., краткий прозаический пересказ этой поэмы был вставлен в «Анонимную бернскую хронику». [565]Жан Ле Бель и Жан Фруассар в своих сочинениях также упоминают о молодых английских рыцарях, которые, следуя принятым обетам, носили черную повязку, закрывающую один глаз, до тех пор, пока не совершали рыцарского подвига на континенте. [566]

Рассказы хронистов иллюстрируют то, как действует механизм средневековой пропаганды: эпизод поэмы становится примером для практического подражания, после чего он получает «окончательное закрепление» в исторических текстах авторитетных авторов, вдохновляя на аналогичные поступки рыцарей следующего поколения. Говоря это, я вовсе не утверждаю, что обет закрыть глаз до свершения подвига или аналогичные ему рыцарские обязательства были порождением фантазии авторов литературных сочинений, но я полагаю, что куртуазная литература сыграла огромную роль в популяризации подобных жестов. Подражая героям модных романов артуровского цикла или уподобленным литературным топосам поступкам современников, английские рыцари жаждали свершения великих подвигов во имя благородной цели, которые могли бы принести им почет и славу. Король Эдуард предложил двору красивую игру, ориентированную на подражание героям рыцарских романов. Трудно судить, насколько серьезно сам король и его придворные собирались следовать кодексу чести героев романов. Однако в любом случае, поскольку инициатива игры в куртуазность исходила от самого короля, вряд ли можно сомневаться в том, что соблюдение определенных правил поведения при дворе являлось не только модой, но и обязанностью.

Если придворные праздники и турниры были ориентированы на весьма узкий круг потребителей, то общественные празднества задействовали гораздо большее количество участников и зрителей. Из публичных торжеств наибольшей пропагандистской направленностью обладали триумфальные въезды королей-победителей (или их наследников) в города (в первую очередь в столицу) после удачного завершения военных кампаний или же по случаю какого-нибудь иного знаменательного события. Эти празднества упоминаются почти во всех хрониках. Некоторые авторы, не ограничиваясь простым сообщением о состоявшемся торжестве, педантично описывают все элементы праздника.