Елена Калмыкова - Образы войны в исторических представлениях англичан позднего Средневековья

В предыдущих разделах я подробно остановилась на проблеме восприятия мира с Францией на разных этапах войны. Формально лишь мир в Труа отвечал всем требованиям справедливости, как ее видели англичане, и мог считаться достойным завершением кровопролитного конфликта. Однако на деле мир был более чем относительным. Этот договор фактически разделил Францию на несколько политических зон: английскую, бургундскую, территории, контролируемые одновременно англичанами и бургундцами, и земли, признавшие власть дофина. Английскими или условно английскими землями (поскольку статус некоторых территорий формальна был связан с французской короной) являлись Аквитания, Нормандия и другие завоеванные Генрихом V земли («pays de conquete»), то есть Вексен, часть Шартрской области и север Мена. Под властью могущественного герцога Бургундского находился не только герцогский домен, но и обширные вассальные владения, принадлежавшие кузенам или младшим отпрыскам семьи: герцогство Бургундия, графства Фландрия, Артуа, Ретель, Невер, Шароле и Булонь. Шампань, хотя и была отнесена формально к области совладения, фактически полностью контролировалась бургундцами. После 1424 г. герцог Бедфорд оставил даже номинальные претензии на это графство.

Регион, попавший под совместное англо-бургундское управление, был весьма невелик и сводился, по сути, к старому домену французских королей эпохи Филиппа II Августа: в него входил Париж и окружавшие столицу бальяжи (Амьен, Вермандуа, Санлис, Мо, Мелен и Шартр). Вся Центральная и Южная Франция, за исключением Аквитании, признавала власть дофина или его союзников (Анжуйцев, Арманьяков, Бурбонов). При этом следует учитывать, что граница регионов, администрация которых признавала власть дофина, была очень подвижной и менялась в зависимости от военных успехов сторон. Наконец, ряд сеньоров, например герцог Бретонский, формально принесший оммаж Генриху V, изо всех сил старался сохранить максимально осторожный нейтралитет, искусно лавируя между Ланкастерами и Валуа.

В этой главе речь пойдет о сюжетах, связанных с английской политикой в отношении королевства Франции, а также тех французских земель, в которых Плантагенеты и их потомки могли претендовать на суверенное владение. Анализ поведения англичан (от регентов Франции и членов королевской администрации до простых солдат и переселенцев) позволит ответить на принципиальный для данного исследования вопрос о восприятии «вечного мира». На протяжении восьмидесяти лет англичане жили войной с Францией. После 1420 г. Генриху V и его английским подданным нужно было кардинально изменить свое отношение к покоренным врагам. Впрочем, вполне возможно, англичане вовсе не считали Францию завоеванной, а заключенный в Труа мир вечным.

Проблема правового статуса Аквитании или герцогства Гиень не случайно считалась одной из основных причин англо-французских конфликтов на протяжении нескольких столетий. Герцогство досталось Плантаганетам еще в 1152 г., благодаря браку будущего Генриха II с герцогиней Аквитанской. Ни у кого не было сомнений в том, что Гиень являлась законным наследством английских королей. Спорным был лишь правовой статус герцогства. Опуская излишние подробности почти трехсотлетней борьбы герцогов с французскими королями, напомню лишь ключевые ее моменты. В 1259 г. в обмен на отказ от притязаний на все утраченные ранее континентальные владения Плантагенетов и вассальную присягу (от Нормандии до Пуату) Генрих III получил от Людовика IX подтверждение прав на Гиень. Однако фактически сразу после заключения этого договора английские правоведы принялись настаивать на суверенных правах своего государя в отношении данных земель. В качестве аргументов они ссылались на то, что герцогство всегда было аллодом, в котором король Англии «обладал всей полнотой юрисдикции, как прямой, так и опосредованной», а следовательно, не имел над собой никакого иного сеньора, кроме Господа Бога. К тому же во время процедуры принесения Генрихом оммажа не было проведено церемонии, которую можно было бы трактовать как герцогскую инвеституру [797]. В 1513 г. неизвестный подданный Генриха VIII в своем трактате специально подчеркивал, что изначально территория Гиени или Аквитании «была заселена не троянцами или французами, а готами», короли которых не знали над собой других сеньоров, кроме Бога [798]. В данном случае важно даже не указание автора на то, что жители Аквитании никогда не составляли с французами единого народа, но и то, что предки герцогов Аквитанских были независимыми государями, следовательно, и их потомки с полным правом могут претендовать на суверенитет над этой областью.

Начиная войну за французскую корону, Эдуард III не оговаривал намерений юридически оформить независимость Аквитании от Франции. Однако договор в Бретиньи 1360 г. действительно закрепил суверенные права английских королей на Гиень. Именно попытка Карла V вмешаться в конфликт герцога со своими подданными привела в 1369 г. к возобновлению войны и возвращению Эдуарда III к притязаниям на французский престол. И хотя обе стороны признали мир в Бретиньи недействительным, английская сторона, тем не менее, продолжала настаивать на суверенных правах на герцогство. Более того, Плантагенеты и наследовавшие им Ланкастеры продолжали вести себя в Гиени как суверены, но суверены скорее de facto , чем de iuro . Подданные герцогства по привычке сколько угодно могли апеллировать к парижскому парламенту за высшей юрисдикцией, подавая жалобы на суды своего сеньора, однако отныне английские короли воспринимали подобные акции исключительно в качестве неправомерных, трактуя их не иначе как мятежи.

Впрочем, в условиях войны лавирование между двумя венценосными противниками, порой лишь формально прикрытое разговорами о суверенных правах, могло принести немалую личную выгоду предприимчивым гасконцам. Например, в 1399 г. Карл VI попытался воспользоваться неприязнью многих гасконцев к покойному герцогу Джону Гонту, ожидая, что эта неприязнь будет перенесена и на его сына Генриха Ланкастера, низложившего Ричарда II и захватившего английский престол. Король проинформировал командующего армией великого камергера Арно-Аменье д'Альбре (перешедшего из английского лагеря во французский после неудачного мятежа против Черного принца в 1369 г.) о том, что многие знатные гасконцы якобы не хотят признать Генриха IV своим государем и, следовательно, могут присягнуть на верность королю Франции [799]. В марте 1401 г. один из могущественных феодалов Гиени Аршамбо де Грайи действительно присягнул Карлу на верность после того, как французские войска заняли большую часть его земель, а двое его сыновей оказались в плену у французского короля. Переход де Грайи на французскую сторону был оценен Карлом по заслугам: в 1412 г. он сделал гасконца капитаном Лангедока. Старший сын де Грайи Жан, унаследовавший после смерти отца в том же 1412 г. большую часть родовых земель, продолжил сражаться на французской стороне. А вот младший, Гастон, усмотрел личную выгоду в возвращении в лагерь англичан. Этому решению Гастона де Грайи не помешал ни конфликт с братом, ни брак с дочерью Арно-Аменье д'Альбре, все потомки которого сохранили верность французскому королю. Подобные эпизоды, свидетельствующие о стремлении гасконцев обратить конфликт между английским и французским королями на пользу себе или хотя бы выйти из кризисной ситуации с минимальными потерями, можно перечислять долго.