Леон Юрис - Милая , 18

Клеперман кивнул и сдавил зубами сигару.

— Как вам известно, народ вы грязный, — про­должал Функ. — Мы ничего не можем поделать с отсутствием у вас гигиенических навыков. Слу­чаи заболевания тифом приняли масштабы настоя­щей эпидемии, несмотря на предпринятые нами меры. Поэтому, чтобы избавить население Вар­шавы от эпидемий и контактов с грязными еврея­ми, мы решили возвести заграждения вокруг рай­онов, отведенных под карантин.

У Макса не хватало духу поднять глаза от кар­ты.

— Оберфюрер Функ хотел заключить подряд на эти работы с польской строительной фирмой, но я предложил ему вашу Семерку, если, конечно, вы не завысите цену, — сказал доктор Кениг.

Максу много не нужно было, чтобы уловить весь смысл замечания Кенига: часть денег — немцам. Приказы, направленные против евреев, выполня­ются руками самих же евреев. ”Евреев притесня­ют сами же евреи” — немцы всегда это утвержда­ют.

— Какого рода заграждения вы хотите постро­ить?

— Кирпичную стену высотой в четыре метра с натянутой по верху колючей проволокой в три ряда.

Макс облизнул пересохшие губы. Протяженность такой стены километров семнадцать-восемнадцать. Он прикинул на бумажке, сколько пойдет на нее кирпичей, проволоки, цемента.

— А какие расценки оплаты труда?

— Еврейский Совет мобилизует на эти работы строительные батальоны.

”Так, — подумал Макс, — они используют при­нудительный труд, люди будут работать за про­дуктовые пайки. Значит, труд бесплатный, — вер­нулся он к своим расчетам, — материалы можно пустить самого низкого сорта, кирпичи собрать на развалинах, что ж, можно уложиться в три миллиона злотых да еще неплохо на этом зарабо­тать”.

— Курс злотого скачет, — вздохнул Макс. — Был пять к одному, теперь сто к одному и про­должает расти.

— Воруйте меньше — не будет расти, — оборвал его Шрекер.

Макс еще поколдовал над цифрами и взглянул на каждого из них по очереди.

— Я уверен, что уложусь в разумную сумму, — сказал он.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — подтвер­дил Функ.

* * *

Из дневника

В древние времена трудом еврейских рабов воз­двигались сооружения во славу Египта. Теперь мы их воздвигаем во славу Германии. Да еще и штраф за это платим. В каком-то странном оцепенении наблюдаем мы за происходящим. Многих создание гетто успокаивает. Когда много людей — безопаснее. Что ж, людей у нас действительно много. Перевалило за полмиллиона, а из других стран все прибывают и прибывают.

Каждое утро в различных кварталах на терри­тории карантина составляются строительные ба­тальоны. Их разбивают на десять, а то и боль­ше, бригад, и все работают в разных местах. Тут ряды кирпичей — там ряды кирпичей. Где по два ряда, где по три. Похоже, нет никакого пла­на. Иногда две бригады в каком-то месте схо­дятся.

На четвертой странице ”Краковской газеты” развернута широкая кампания против грязных евреев и за сегрегацию этих недочеловеков.

А стена все растет и растет. Полметра вы­соты, метр, полтора. И тянется она непонятно как, какой-то причудливой линией. Стена отде­ляет нас от Саксонского парка и Большой си­нагоги на Тломацкой. Даже в чахлый Красинский садик нам путь заказан. Не верю, чтоб они оста­вили в гетто хоть одно деревце.

А сколько лишних метров уйдет под изгибы и углы! И кто только составил такой проект! Есть места, где стена проходит прямо посреди ули­цы, и дома на одной стороне оказываются внутри гетто, а на другой — снаружи. А на Лешно стена проходит посреди здания суда. Хлодная длинным пальцем выхватывает кусок земли на арийской стороне и делит гетто на две части: большую — на севере и совсем маленькую — на юге. В ма­ленькой очутились привилегированные евреи — члены Еврейского Совета, полиция, богатые ев­реи, депортированные из Германии и Австрии. Через Хлодную переброшен мост с колючей прово­локой, соединяющий обе части гетто. Его про­звали ”Польским коридором”.

Два метра высоты, два с половиной, три, че­тыре. Стена готова. Десятки тысяч осколков стекла торчат, вмазанные в верхний край, что­бы тот, кто вздумает вскарабкаться на стену, поранил себе руки. А над осколками натянута в три ряда колючая проволока. В стене тринадцать ворот и возле каждых — охрана. Никогда еще это несчастливое число не имело столь зловещего оправдания поверью. Несколько человек из ”Рейнхардского корпуса” командуют разоруженной поль­ской синей полицией [45] ”Синяя полиция”, ”синие” — бытовое название польской полиции в период оккупации. . Ходят слухи, что в гет­то создадут еврейскую полицию.

Какова ирония судьбы! Католическая церковь на Лешно оказалась внутри гетто. Ее не закры­ли, а направили туда францисканца отца Якуба. Его паства состоит из выкрестов, которые вы­нуждены теперь жить как евреи, но они по-преж­нему соблюдают католические обряды.

Цифры? Четыреста гектаров, или сто кварта­лов, или полторы тысячи домов отведены под гет­то. Как ни верти, на полмиллиона людей — мало.

Седьмого ноября 1940 года. Могучая семерка закончила выполнение подряда на кладку стены.

С этой минуты гетто стало существовать офици­ально. Одним махом десятки тысяч евреев, слу­живших за его пределами, остались без работы.

”Рейнхардский корпус” Зигхольда Штутце по­лучил предписание охранять гетто. Слухи о со­здании еврейской полиции подтвердились. Она уже существует и формально подчиняется Еврейскому Совету: немцам ведь нужна видимость, что одни евреи притесняют других евреев. Но факти­чески еврейской полицией заправляет Штутце. Начальником он назначил Петра Варсинского, бы­вшего заместителя надзирателя Павяка, который прославился жестоким обращением с заключенны­ми, особенно евреями.

Ал. Брандель

* * *

Приземистый, лысый Варсинский щеголял огром­ными усами. В детстве и в молодости он так бо­ялся свирепого отца, что на всю жизнь остался импотентом и человеконенавистником. Варсинский проклинал себя за то, что родился евреем, а пе­рейдя в католичество, еще больше возненавидел евреев. Теперь же, когда немцы заставили его снова стать евреем, его ненависть перешла все границы.

Варсинский собрал вокруг себя умственно от­сталых рецидивистов, раздал им дубинки, осо­бые нарукавные повязки, синие фуражки и черные сапоги — символ власти. На себя и свои семьи они получили особые пайки и квартиры. Условие было одно: Варсинский совершенно четко объяс­нил, что их жизнь зависит от беспрекословного подчинения ему и немцам.

К концу 1940 года полумиллионное население Варшавского гетто оказалось в безраздельной власти оккупантов. Немцы начали последователь­но проводить в жизнь свой глобальный план, заставляя одних евреев управлять другими через посредство бесправного Еврейского Совета, под­держиваемого еврейской полицией под началом садиста Варсинского. В довершение всего, Мо­гучая семерка продолжала свои легализованные махинации.