Томас Вебер - Становление Гитлера. Сотворение нациста

Гитлер между тем вышагивал туда-сюда по гостиной Хелен Ханфштэнгль, одетый в темно‑синий банный халат её мужа, поскольку он не мог больше надевать свой пиджак из-за вывихнутой руки. Он двигался то молча и угрюмо, то, выражая свою озабоченность судьбой своих товарищей по путчу, говоря Хелен, что в следующий раз он сделает всё иначе. Он всё больше и больше становился озабоченным, что нет информации о местонахождении автомобиля Бехштайнов и что он может не попасть в Уффинг вовремя, чтобы убежать через горы в Австрию.

Как раз после 5:00 пополудни зазвонил телефон. Это была свекровь Хелен, звонившая из своего дома поблизости. Она сказала Хелен, что её дом в этот момент обыскивается в поисках Гитлера, и что арестная команда в любую минуту проследует к дому Хелен. Хелен рассказала скверные новости Гитлеру, после чего тот полностью упал духом. Воздев руки и воскликнув: «Теперь всё потеряно — бесполезно продолжать!», он быстрым движением повернулся к шкафчику, на который он днём положил свой револьвер. Он схватил оружие и приставил его к своей голове. Однако в отличие от него Хелен сохраняла хладнокровие. Она спокойно шагнула вперёд и отняла у него оружие, не применяя никакой силы, спросив его — думал ли он, что делает. Как он может сдаться при своей первой неудаче? Она предложила ему подумать о всех его сторонниках, которые верили в него и в его идею спасения страны и которые потеряют всю веру, если он покинет их теперь. Гитлер при этих словах упал в кресло. Он обхватил свою голову руками, сидя неподвижно, в то время как Хелен быстро спрятала револьвер в банке с мукой.

Безотносительно того, в самом ли деле Гитлер серьёзно рассматривал совершение самоубийства, его поведение показывает, в сколь тяжелом состоянии духа он был после провалившегося переворота. Когда Хелен смогла успокоить его, она сказала, что он должен проинструктировать её — что следует сделать после его неминуемого ареста. Она записала в блокнот, что он хочет, чтобы сделали его сторонники и его адвокат. Думая быстро, он должен был упоминать тех, кто, скорее всего, не будет затронут и не будет арестован, а также придумать на ходу план — как его партия сможет избежать судьбы сдутого воздушного шарика после провалившегося путча.

Он сказал Хелен, что хочет, чтобы Макс Аманн позаботился о поддержании в порядке финансовых и деловых обстоятельств в партии. Альфред Розенберг должен был присматривать за печатным органом NSDAP , газетой Völkischer Beobachter , её муж должен был использовать свои заграничные связи для создания репутации газете. Рудольф Буттманн, националист, который подумывал о свержении революционного руководства Баварии зимой 1918–1919 гг. и который с тех пор всё больше и больше сближался с Гитлером, и давний сотрудник Гитлера, Германн Эссер, между тем были озадачены выполнением политических операций партии, а Хелен Бехштайн он просил продолжать её щедрую помощь партии. Гитлер затем быстро подписал приказы, после чего Хелен опустила блокнот также в банку с мукой.

Около 6:00 пополудни арестная команда прибыла к дому Хелен Ханфштэнгль. Солдаты, полицейские и полицейские собаки окружили дом, и Гитлер был арестован и помещён в тюрьму в близлежащем Вайлхайме, всё ещё одетый в темно-синий халат Эрнста Ханфштэнгля. Спустя час, и опоздав на час, Аманн, глубоко озабоченный судьбой шефа ( der Chef ), прибыл к дому Ханфштэнглей в автомобиле Бехштайнов. Даже хотя он и не прибыл вовремя, он успокоился и обрадовался, услышав, что Гитлер был «в безопасности». Аманн рассказал Хелен, что поскольку Гитлер не один раз в присутствии своих товарищей, вождей национал-социалистов угрожал убить себя, то он боялся, что его босс может совершить самоубийство.

Вскоре Гитлер был переведён в крепость Ландсберг, современную тюрьму приблизительно в сорока милях к западу от Мюнхена. Это не была военная крепость, поскольку термин крепость в этом контексте просто обозначает тюрьму для людей, обвинённых в государственной измене. В Ландсберге он сначала был взят под обеспечивающий арест и впоследствии ожидал слушания своего дела. Вскоре после его прибытия его обследовал доктор, делая заметки о вывихнутой руке Гитлера и также о врождённом дефекте, «крипторхидизм с правой стороны» — то есть неопущение правого яичка. Врождённый дефект Гитлера станет предметом популярной издевательской песенки в Британии, «У Гитлера только одно яйцо». (До сих пор остаётся неясным, как новость об этом нашла дорогу в Британию). Возможно, что врождённый дефект объясняет, почему на всю оставшуюся жизнь Гитлер неохотно раздевался даже перед доктором и почему многие годы он не желал входить в интимные отношения с женщинами. Например, в начале 1920-х он проводил так много времени с Дженни Науг, подобно ему, австрийской эмигрантке в Мюнхене, что все думали, что у них романтическая связь. За спиной Гитлера люди говорили о Дженни как о его невесте. Они даже праздновали Рождество 1922 года друг с другом. И тем не менее непохоже, что их отношения стали больше, чем невинными и романтическими.

Гитлеру в Ландсберге казалось, что всё потеряно. Сначала он отказался дать показания и объявил голодовку, во время которой он потерял 11 фунтов. Казалось, что он боялся возврата к существованию в качестве господина Никто. Несмотря на свою национальную кампанию ранее в том году для рекламирования своего национального имиджа, для большинства немцев Гитлер оставался безликим.

Более того, в глазах публики только что произошёл «путч Людендорфа», вовсе не «путч Гитлера». Например, в далёкой Рейнской области Йозеф Геббельс записал в своё дневнике через день после события: «В Баварии националистический переворот. Людендорф снова вышел на авансцену». То, как люди разговаривали или писали о Гитлере между 9 ноября и началом его судебного процесса в конце февраля, также демонстрирует, что, несмотря на его усилия превратиться в глазах публики из барабанщика в вождя, он не рассматривался даже в качестве движущей силы путча, не то что в роли будущего вождя Германии.

Например, в декабре 1923 года Мелания Леманн пришла к выводу, что если бы путч был успешным, то для Гитлера была бы создана должность, «которая дала бы ему возможность доказать, что он был способен добиться чего-то выдающегося». Её муж выразил подобную точку зрения в письме к Густаву фон Кару: «В Гитлере я видел человека, который благодаря своим блестящим талантам в определённых областях был предназначен стать тем „барабанщиком“, которого у Германии нет, как однажды заявил Ллойд Джордж. По этой причине я бы предпочёл дать ему пост, который позволил бы ему использовать его выдающийся дар на службу отчизне».