Томас Вебер - Становление Гитлера. Сотворение нациста

По иной причине, нежели поддержание связи со своими почитателями, написание Mein Kampf могло иметь кардинальную важность для Гитлера: исследования и написание Mein Kampf при нахождении в заключении дали ему время обдумать и переосмыслить свои политические цели. В ночь с 3 на 4 февраля 1942 года он заявит, что только во время написания своей книги он полностью продумал множество вещей, которые он прежде распространял, не сильно размышляя о них. Это посредством постоянного размышления, добавил он, он получил ясность в отношении тех вещей, о которых до той поры лишь догадывался. Вот почему в ретроспективе Гитлер называл время, проведённое им в Ландсберге, как «университетское образование, оплаченное государством».

Находясь в «университете Ландсберг», Гитлер произвёл переоценку своих изначальных ответов в 1919 году и после него на вопрос, как может быть создана новая и жизнеспособная Германия. В процессе этого его ответы и тем самым его идеология радикально изменились. Именно в этом состоит реальное значение Mein Kampf . В то время как первый том вначале продавался очень медленно, а второй том вообще едва-едва, важность книги Mein Kampf в течение 1920-х состоит не в её влиянии на его читателей, а в том, как процесс написания книги фундаментально изменил идеи Гитлера и подкрепил его политическую метаморфозу.

Многое из того, что он выразил в Mein Kampf , разумеется, хорошо согласовывалось с тем, что он сказал в своих многочисленных речах между 1919 и 1923 гг. Первый том также включал обсуждение того, как должна проводиться политическая пропаганда, что было основано на уроках, извлечённых им из британской и германской пропаганды военного времени. Хотя это обсуждение было хорошо написано и излагало собственный подход Гитлера к роли пропаганды в политике, ничего в нём не стало бы удивительным для людей, знакомых с его речами.

Тем не менее, при написании своей книги Гитлер также извлёк три политических урока, которые были либо новыми для него, либо не бросались ему в глаза. Mein Kampf имеет значение в первую очередь из-за этих уроков. Одним уроком было то, что использование силы для достижения власти больше не было действенным. Как Гитлер будет вспоминать во время Второй мировой войны, новое государство к 1924 году стало слишком устойчивым и твёрдо контролировало основную часть оружия в стране. Как результат, он отныне станет следовать к власти легальным, парламентским путём, а не революционным.

Второй и третий уроки будут иметь даже более зловещие последствия. Он теперь отбросил ответы, которые прежде давал на вопрос о том, как построить новую Германию, что никогда снова не проиграет большую войну. Его новые ответы были основаны на теории Lebensraum (жизненного пространства) и на расистских идеях Ганса Гюнтера, автора книги «Расовая теория немецкого народа» ( Rassenkunde des deutschen Volkes), которая станет наиболее влиятельной книгой по расовой теории в Третьем Рейхе.

Пока Эрвин фон Шойбнер-Рихтер и Ленин были живы, приобретение Lebensraum не играло какой-либо значительной роли в размышлениях Гитлера. Но после смерти Ленина стало ясно, что Гитлер ошибался в ожидании неминуемого распада Советского Союза. Вследствие этого осознания и понимания того, что русские монархисты не будут способны произвести путч в будущем, предшествующая стратегия безопасности Гитлера стала устаревшей. Не будет никакого германо-российского фашистско-монархического альянса. Вот почему в Mein Kampf он разработал радикально иной ответ на дилемму безопасности Германии: вместо того, чтобы образовать устойчивый альянс на Востоке, Германия должна будет приобрести, колонизировать и подчинить там новую территорию, так, чтобы стать гегемоном евразийского материка, и таким образом навсегда получить безопасность.

В соответствии с пониманием Гитлера международных дел, которые, как он полагал, претерпевают фундаментальные изменения, Германия нуждается в расширении. На языке, напоминающем германские милитаристские произведения из предшествующей Первой мировой войне эры, это был категорический вопрос национального выживания для страны: «Либо Германия станет мировой державой, либо вообще её не будет». Гитлер доказывал, что «немецкий народ может защищать своё будущее только как мировая держава», добавляя: «В эпоху, когда Земля постепенно делится между государствами, некоторые из коих заключают в себе почти целые континенты, нельзя говорить об устройстве в качестве мировой державы, политическая метрополия которой ограничена смехотворной площадью едва ли в пятьсот тысяч квадратных километров».

И в этом именно контексте он воспринимал термин Lebensraum. Это был термин, который развил профессор и наставник Рудольфа Гесса, Карл Хаусхофер, что охватывало то, что хотел выразить Гитлер, лучше, чем слово Bodenerwerb (приобретение земли), слово, которое он всё ещё использовал в своих черновых заметках к Mein Kampf от июня 1924 года. В действительности Гитлер не заинтересовался работой Хаусхофера и концептуальной системой взглядов, на которой основан термин профессора. Скорее, он был привлечён словом Lebensraum , потому что это давало имя чему-то такому, о чём он думал, когда пытался найти новый ответ на дилемму безопасности Германии: а именно, что государства должны иметь достаточно территории, чтобы быть способными прокормить своё население, предотвратить эмиграцию и быть достаточно сильными против других государств. Термин не появляется часто в Mein Kampf . Однако, он используется для ответа на главный вопрос книги Гитлера: как может быть решена дилемма безопасности Германии.

Как он писал в Mein Kampf , «[Национал-социалистическое движение] должно тогда, не придавая значения „традициям“ и предрассудкам, найти мужество собрать наш народ и его силу для марша вперёд по той дороге, которая ведёт из нынешнего ограничения нашего „жизненного пространства“, сферы жизни, и тем самым также навсегда освобождает нас от опасности исчезновения с этой земли или превращения в рабов для других наций».

Далее он писал: «Мы, национал-социалисты, однако должны пойти дальше: право на почву и территорию может стать обязанностью, когда упадок представляется угрозой для великой нации, если только она не расширит свою территорию. […] Мы берёмся за дело на том месте, где оно остановилось шесть столетий назад. Мы прекращаем вечное германское стремление на юг и на запад Европы и направляем наш взор к землям на востоке. Мы окончательно рвем с колониальной и торговой политикой довоенного времени и переходим к территориальной политике будущего. Но если мы сегодня говорим о завоевании новых земель в Европе, то мы можем думать главным образом только о России и о граничащих с ней вассальных государствах».