Томас Вебер - Становление Гитлера. Сотворение нациста

За лето Общество Туле стало постепенно отходить на обочину политической жизни Мюнхена. Несомненно, что для членов DAP поддержка общества выглядела всё менее и менее важной. Члены Общества Туле должны были понять, что многие, кто состоял в оппозиции к Советской республике, были готовы вступить в Общество по тактическим соображениям, но не станут активно и продолжительно поддерживать Общество, когда республика была побеждена. Более того, было маловероятным, что общество, чьё само наименование означало отрицание христианства, сможет пустить глубокие корни в католическом истэблишменте Баварии. Себоттендорф и его соратники назвали общество «Туле», веря в то, что Исландия, до своего упадка, служила убежищем для германского народа, сопротивлявшегося христианизации в начале Средневековья. Вкратце, к осени 1919 года Общество Туле было лишь тенью себя прежнего.

Вместо того, чтобы встать на сторону Харрера в его видении DAP как тайного общества, Дрекслер активно предлагал привлечение Гитлера в партию в качестве эффективного устного передатчика его пропаганды; то есть использовать его для обращения прямо к публике. Дрекслер рекомендовал Гитлера для произнесения его первой официальной речи для DAP на октябрьском собрании партии. Поскольку Харрер стал «хромой уткой» внутри партии вследствие сворачивания Общества Туле, Дрекслер сделал по-своему. Единственной уступкой, которой смог добиться Харрер, было то, что Гитлер будет не первым, главным докладчиком, но вторым в этот вечер.

Инаугурационная речь Гитлера на собрании DAP была мгновенным успехом. Она имела место вечером 16 октября 1919 года сразу после главного доклада партийному собранию в Хофбройкеллер, одном из наиболее известных пивных залов Мюнхена, расположенном через реку от центра города. Как сообщала спустя несколько дней газета Münchener Beobachter, Гитлер говорил «вдохновляющими словами», защищая «необходимость объединения против общего врага наций» — то есть евреев — и призывая людей поддерживать «германскую прессу так, чтобы нация узнала вещи, о которых умалчивают еврейские газеты».

Хороший приём дебюта Гитлера доказал правоту Дрекслера, в результате чего новобранец партии стал одним из её систематических ораторов. Германн Эссер, который подобно Гитлеру работал для Майра и который теперь регулярно посещал собрания DAP , также вскоре понял, что Гитлер превосходит всех остальных в своём таланте оратора. Эссер вспоминал об этих ранних речах: «Я полагаю, что эффект Гитлера даже тогда основывался на обстоятельстве, раз за разом замечавшемся мною позже: люди из Австрии, урождённые австрийцы, обычно обладают большим талантом для выступления без записей, чем северные немцы или мы, баварцы». И всё же, согласно Эссеру, австрийское происхождение Гитлера было не единственной причиной для его успеха как оратора: «И он также проявлял хорошее чувство юмора в некоторых из своих наблюдений, он мог быть довольно ироничным временами. Всё это вместе и было тем, что воздействовало на его слушателей». Более того, Гитлер воспринимался более неподдельным, чем другие ораторы. Люди полагали, что в нём есть нечто особое, что делало его такой привлекательной фигурой. Они видели в нём того, кто был «солдатом и того, кто голодал», того, кто производил «впечатление бедолаги», и того, чьё использование иронии делало его речи особенными.

Гитлер выступал снова на собрании 13 ноября, на фоне подъёма антисемитской агитации в Мюнхене в виде антисемитских листовок, раздаваемых или разбрасываемых на улицах. На этот раз речь шла о Версальском договоре. Гитлер использовал своё собственное ощущение предательства — которое у него было с конца весны или начала лета по отношению к Соединённым Штатам, Британии и Франции — чтобы настроиться на аудиторию. Он заключил, что «не существует международного взаимопонимания, только лживость; нет примирения, только насилие». За чем последовали, в соответствии с докладом полиции о событии, «громогласные, длительные аплодисменты».

Пятнадцатью днями позже Гитлер был пятым оратором на другом партийном мероприятии. Он снова вернулся к теме пустоты обещаний, сделанных в конце войны о самоопределении народов, призывая: «Мы требуем человеческих прав побеждённых и обманутых», и спрашивал свою аудиторию: «Мы граждане или мы собаки?» Однако Гитлер не только нападал на державы-победительницы Первой мировой войны; он также привёл позитивный пример для установления правительства технократов. Под смех своих слушателей он говорил о Матиасе Эрцбергере, министре финансов, который родился в городе Буттенхаузен в Швабии и был учителем: «Человек, который является лучшим учителем в городе Буттенхаузен, всё же может быть наихудшим министром финансов», — и потребовал: «Нам нужны эксперты в нашем правительстве, а не некомпетентные лица».

Когда осень перешла в зиму, собрания DAP стали проводиться в ужасно холодных местах из-за запрета обогрева залов для собраний вследствие сильного недостатка топлива в Мюнхене. Но всё же вовлечение Гитлера начало окупаться, поскольку посещаемость мероприятий DAP начала расти. Когда 10 декабря он вышел вперёд в зале ресторана Zum Deutschen Reich для обращения к митингу — в своих чёрных брюках, белой рубашке, чёрном галстуке и старом изношенном пиджаке, который по слухам был подарком еврейского лоточника в предвоенной Вене, — перед ним было три сотни человек. Это было более чем в десять раз больше размера аудитории, какая посещала некоторые из партийных собраний предыдущим летом.

Как и в других своих выступлениях, Гитлер старался определить выводы из того, что он рассматривал как пустые обещания Вильсона о рассвете новой эры в международных делах. Он задавал три вопроса: «Кто виновен в унижении Германии? Что есть право? Может ли быть право без права? [Т. е. может ли существовать справедливость без формальной системы правосудия?]».

Для Гитлера могущество, власть были более важными, чем право, верование, которое для него в то время не было следствием социально-дарвинистских размышлений. Скорее это разжигалось тем, что он видел как воплощение того, что данные Соединёнными Штатами обещания Германии к концу войны стали ничего не значащими, когда подверглись проверке. Гитлер говорил: «Мы сами могли видеть это к концу войны. Северная Америка отклоняет вступление в Лигу Наций, потому что она могущественна сама по себе и ей не требуется помощь других, и потому что она стала бы чувствовать себя ограниченной в своей свободе действий».

Вера Гитлера в то, что «сила и знание того, что за его спиной имеются союзники в тесном строю, решают, что является правильным», была основана также на прочтении истории предшествующих столетий. Он доказывал, что обращение Китая с Японией в девятнадцатом веке, подход Британии к Индии, дискриминация не-белых иммигрантов в Соединённых Штатах и подход Англии к Голландии в начале современной эры — всё это было следствием силы, а не права. Он заявлял, что только если немцы осознают то, что уже знают все остальные — что нет права без силы — тогда лишь Германия сможет выжить. Он также утверждал, что Германия должна найти ответ на проблему недостаточности продовольственных запасов, что вело к эмиграции её населения в Британскую Империю. Эмиграция была пагубной, поскольку она приводит к потере для Германии её лучших людей, следствием чего Германия будет ослаблена, а Британия усилена в международных делах.