Натан Эйдельман - «Быть может за хребтом Кавказа»

Рецензент : «Неужели же Грузия и прочие закавказские провинции суть то, что для Англии Ост-Индия или для России дикие острова северо-американские… Грузия имеет довольную степень образованности. Нельзя сказать, что не сделано никакого начала трудолюбием и деятельностью: есть земледелие, виноделие, садовничество, ремесло, торговля, есть правление и науки. Достигнув до той степени, в какой теперь находятся, нет сумнения, что достигнут и далее»; в неопубликованной части рукописи рецензент вопрошает: «Нарушение прав народных не более ли отдаляет дух народный от преданности к России? […] Неужели привилегии частные святее привилегии целого народа и коренных постановлений государственных?» [ЦГИА, ф. 1018, оп. 3, № 234, л. 22 об., 24].

Грибоедов и Завилейский просят монопольных, исключительных прав для компании, критик возражает, что тем самым будет задавлена местная инициатива, придут в упадок уже имеющиеся ремесленные и торговые заведения: пусть компания свободно с ними конкурирует, но никого не ограничивает административными мерами.

Авторы проекта просят для компании 120 тысяч десятин: это земли, отнятые у ханов и беков, враждебных России, а также многочисленные брошенные участки; их, по мнению авторов, хватит для нескольких десятков тысяч русских Переселенцев.

Рецензент : плантации тропических растений находятся всегда «в самых знойных, нездоровых местах», откуда жители летом спасаются в прохладные горы. Для непривычных русских мужиков это — верная гибель.

На всякий почти пункт проекта у критика есть возражение. Прочитав, что компания будет наподобие Ост-Индской, он пишет, что образец нехорош, ибо англичане закабалили Индию и вызывали острую ненависть народа. Грибоедов и Завилейский приводят Соединенные Штаты Америки как пример прогрессивного промышленного развития, в ответ пишется, что на американских плантациях трудятся рабы-негры, а кроме того, что американская экономическая система породила и определенный тип государства, т. е. республику — верный способ напугать Паскевича и других сторонников самодержавия.

В рукописных замечаниях на проект (сверх напечатанных в «Русском вестнике») рецензент объясняет свою позицию: «Не с тем, однако, говорю сие, чтобы не заводить в закавказских провинциях то, что натура заводить позволяет; но заводить без пожертвований чрезвычайных коренными заведениями, правами и порядками общими государственными» [ЦГИА, ф. 1018, оп. 3, № 234, л. 19].

И наконец, последний контрудар. Грибоедов просит для компании права вести войну, заключать мир, самостоятельно торговать с заграницей. Рецензент восклицает: «Государство в государстве!»

Довод для Паскевича, вероятно, сильнее других — его власть после создания компании явно уменьшится…

Кто же этот сильный, ядовитый оппонент Грибоедова и Завилейского? Мальшинский сообщал, что заметки на полях грибоедовской записки делал сам Паскевич, основным же рецензентом был полковник Иван Григорьевич Бурцов. Исследователи некоторое время не вникали в ситуацию, о чем Юрий Тынянов иронически писал Виктору Шкловскому (1927 г.): «У Пиксанова материалы в руках, вот он пишет фразу: „какой-то полковник Бурцов забраковал проект Грибоедова на Кавказе, потому что проект требовал рабов“. А „какой-то“ Бурцов — основатель Союза Благоденствия, важнейший декабрист, и я на этом строю главу».

Речь шла о главе пятой, главке 17, романа «Смерть Вазир-Мухтара», где арестованный, а затем помилованный Кавказом Бурцов осенью 1828 г. возражает арестованному и пожалованному Кавказом Грибоедову…

Однако, прежде чем углубиться в эти любопытные материи, задумаемся: откуда вдруг попала в московский журнал секретная переписка о грибоедовском проекте? Где были эти документы в течение 60 лет?

Понятно где: в личном архиве Паскевича, огромном собрании бумаг (тысячи единиц хранения), которое, как уже отмечалось, находится сегодня в Ленинграде, в Центральном государственном историческом архиве СССР.

Грибоедов, уезжая, оставил генералу свой проект; генерал заказал и получил на него рецензию. Некоторое время все эти бумаги находились в Тифлисе, в канцелярии главнокомандующего. Затем Паскевич был отозван, отправился в Польшу, Венгрию и часть наиболее важных бумаг, конечно, захватил с собою.

Правда, оставалось не совсем ясным, какие же распоряжения дал главнокомандующий по поводу небывалого плана Грибоедова — Завилейского.

Что проект не осуществился — это известно, но как все произошло, каков был механизм запрета? Сразу ли поддался тугодумный генерал на доводы рецензента или повременил?

Паскевич прожил долго, пережил Грибоедова почти на 30 лет. После смерти остался аккуратно собранный архив: генерал-фельдмаршал князь Варшавский граф Эриванский заботился о славе, суде историческом.

После кончины фельдмаршала историк А. П. Щербатов взялся за увековечивание, результатом чего явились семь томов «Генерал-фельдмаршал князь Паскевич-Эриванский». Туда вошло множество документов: военные операции, вопросы управления, приказы, перемещения, частные письма. Грибоедовский проект был, очевидно, сочтен не столь важным, чтобы стать частью наследия Паскевича.

Кое-чем из неопубликованного Щербатов, однако, поделился с Мальшинским.

Мальшинский был человеком определенным. Способный журналист, он сблизился с тайной полицией и охотно брал на себя некоторые ее политические задании. Издавна самые черные российские властители искали своих публицистов, защитников, тех, кто сможет оборонить против «левых щелкоперов», выставить в самом выгодном свете самые сомнительные предприятия. Изредка удавалось отыскать бойкое перо, но, как правило, не того ранга, который был бы желателен (прекрасным примером подобного рода поисков являются хлопоты вокруг Глумова, героя пьесы Островского «На всякого мудреца довольно простоты», — тот был готов и на либеральные пассажи, и на самые реакционные, в зависимости от того, что выгоднее, и не сомневался, что даже после разоблачения еще будет нужен, еще позовут!).

Мальшинский в начале 1880-х годов по заданию полиции написал обширный «Обзор социально-революционного движения в России». Сблизившись с Щербатовым, он помогал тому в составлении биографии Паскевича и воспользовался связями биографа, чтобы проникнуть ко двору. Вместе со Щербатовым Мальшинский вошел в «Священную дружину» — полулегальную монархическую организацию, которая ставила своей целью секретную защиту престола против наступающей революции, защиту разными методами — и публикацией соответствующих статей, документов, и разведыванием революционных сил, и даже фиктивной деятельностью в подпольных организациях.