Натан Эйдельман - «Быть может за хребтом Кавказа»

Эхо, явственное эхо недавних грибоедовских рассуждений!

Гражданский губернатор полагает, что все переменится, если сделать приехавших из России чиновников местными землевладельцами: «Правительство будет иметь всегдашнюю верную для себя опору; владетели будут как бы посредниками между жителями и правительством; взаимные и притом необходимые связи одних с другими по управлению имениями и, наконец, родство через браки укрепят общую политическую связь.

Отличные чиновники охотно будут получать места в Грузии, ибо будут иметь в виду не только чины… Здесь образуется собственное российское дворянство, для которого край здешний также будет отечеством; оно, заботясь о состоянии своих имений по собственным выгодам, будет содействовать во всем правительству.

Российское дворянство, более образованное, введет скорее и лучше устройство по всем частям сельского хозяйства, которого богатейший край сей ожидает, образует полезные заведения, даст надлежащее направление всем родам промышленности».

Завилейский считает, что возможны разные отношения между русскими помещиками и закавказскими крестьянами: либо считать их крепостными, как в России, либо взять за основу «мусульманское право», когда крестьяне платят помещику, но вольны переходить к другому владельцу. Определенный опыт, полученный во время хлопот вокруг Закавказской компании, заметен и в завершающих строках чернового проекта: «Раздачи земель пустопорожних никогда не принесут таковой пользы, ибо на устройство оных потребны вначале верные капиталы, и получающие их, по недостатку в здешнем крае средств и народа, не могут сими землями пользоваться с выгодами» [ЦГИАГ, ф. 16, оп. 1, № 4095, л. 2–5].

Вот какие проекты вскипали и остывали в канцелярии Паскевича. И снова — не вышло.

Правительство было бы радо принять подобный план, но опять же сложно будет регулировать отношения с местной знатью; возможны новые войны, нужна осторожность. К тому же русские дворяне будут владеть, по проекту Завилейского, одновременно и грузинскими крепостными, и русскими; но помещик ведь легко может своих тамбовских или тульских мужичков перевезти в новые имения, за Кавказ. Меж тем Петербург вскоре категорически запретит перевод крепостных-русских в Грузию, Армению, Азербайджан; Николай I находит, что тем самым будет унижена «господствующая нация»: внутри России можно иметь русских рабов, но на окраине — неловко…

Ситуация, нами разбираемая, весьма поучительна. Кажется, самодержавие всесильно: по мановению императорской руки 80 тысяч казаков должны перейти в совершенно незнакомый край, начать жить, «как приказано» — изобильно, с пользой для империи.

«Прикажут — акушером буду!» — восклицал в патриотическом порыве сверхлояльный литератор Нестор Кукольник.

Однако тут-то обнаруживается, что вековые сложившиеся отношения и структуры не подвластны даже самой деспотической власти. То, что неорганично, «несродно», просто выталкивается, не принимается.

Поэтому невозможно создать Ост-Индскую компанию в российских, кавказских условиях 1820–1830-х.

Невозможно приказать благоденствие в 1840-х.

Позже царская администрация не раз убедится, сколь трудно или просто невозможно внедрить «понятия XIX века» в древний феодально-патриархальный быт; так, однажды властям пришло в голову заменить в Грузии традиционных выборных сельских старост присланными полицейскими чиновниками. Однако вскоре открылось, что новые, современные, крепко апробированные в Москве и Петербурге полицейские принципы на Кавказе «не срабатывают»: крестьяне привыкли слушаться выборного старосту и не понимают, зачем нужен пристав со стороны, зачастую и языка местного не знающий… Самодержавие не могло допустить, чтобы полицейский механизм отказал, и пришлось вернуться к старинному способу — выборным старостам; неблагодарным же поселянам, никак не желавшим сменить свою патриархальность, было объявлено: «…уезды по дикости нравов и низкой степени гражданственности жителей, не приготовившиеся еще принять общих начал гражданского управления, переименовать в округа и вверить управление особым военным штаб-офицерам» [ЦГИА, ф. 1018, оп. 3, № 235, л. 27]. Иначе говоря, на горцев махнули рукой; наверху будут военные власти, на местах — патриархальные.

«Отторжение» — как при пересадке чуждых органов.

Правивший после Паскевича генерал-губернатор Розен возражал даже против статистического описания Кавказа (дескать, европейскими методами нельзя суммировать местные обстоятельства: тут он, конечно, ошибался). Возражая, Розен, между прочим, бросил фразу: «К описанию сему можно бы приступить не ранее, как спустя лет тридцать […], что было бы весьма полезно, если бы осуществился проект Грибоедова и Завилейского об учреждении в Закавказье компании. […] Тогда были бы здесь Северо-Американские штаты, были бы свои негры, в особенности если бы правительство отдало им 120 тысяч десятин земли, как они предлагали» [Кол. политика, с. 245].

Розен, кажется, предлагает нарочитый парадокс, пугая собеседников: если бы осуществился грибоедовский проект, тогда Закавказье было бы столь перевернуто, что походило бы на рабовладельческие штаты, и только в этом случае уж, пожалуй, можно было бы кое-что переписать и сосчитать…

Суждения Розена, между прочим, вызвали недоумение И. Калиновского, чиновника министерства финансов (бывшего начальника Грузинской казенной экспедиции), который 16 марта 1833 г. докладывал члену Совета министерства И. М. Ореусу о «странном» скепсисе главнокомандующего: «Неоднократные расспросы Розена о том, где находится теперь проект компании, составленный Грибоедовым и Завилейским, и потом слова его, что описание края было бы полезно тогда, когда проект сей приведен был в действие, доказывает ясно, что в мнении его должно быть основание, по которому находит он отношение между сими двумя делами» [там же, с. 246].

Не с этими ли суждениями Розена связано его стремление раздобыть текст грибоедовского проекта и появление на свет «второй редакции» замечаний М. С. Жуковского, опубликованной О. П. Марковой?

Лев Толстой очень любил рассуждать о бессилии «всемогущего» государства перевернуть сложившийся естественный порядок (пример — Павел I, которого убили за такую попытку), так же как о напрасных надеждах утопистов облагодетельствовать человечество вопреки его воле.

«Нельзя освободить людей внешне более, чем они свободны изнутри» (фраза Герцена, неоднократно цитированная Л. Н. Толстым).

Размышляя о судьбе торговой компании 1831 г. и ее непроданных акциях, наблюдая, сколь невозможно даже для всесильной власти переселить из России за Кавказ десятки тысяч людей, размышляя над всем этим, убеждаемся непреложно: