Натан Эйдельман - «Быть может за хребтом Кавказа»

Итальянские мотивы XIX столетия в преданиях одного семейства легко уступали место армянским: веселой, постоянно напевающей бабушке Марго, очень много лет назад родившейся в Карсе. Одно название этого города в турецкой Армении звучало для нас цитатой из пушкинского «Путешествия в Арзрум» и лермонтовского «Ашик-Кериба»! Там, в Карсе, бабушка точно помнила и готова была описать место, где 70 лет назад, спасаясь от турецкого геноцида, ее семья зарыла сокровища: «И если бы вы, друзья мои, захотели как следует взяться за дело…»

Подобные разговоры, встречи имели важное, но косвенное отношение к главной причине, приведшей автора в Грузию. Цель была отправиться наконец в тот Тбилиси, о котором мало знали или вообще не подозревали 99,9 процента тбилисцев.

За стенами читального зала Центрального государственного исторического архива Грузинской ССР жил миллионный город конца XX столетия, здесь же находился тот «многобалконный Тифлис», где постоянных обитателей числилось «девятнадцать тысяч двести сорок шесть душ мужеска пола, причем на каждую приходится круглым счетом по три четверти бутылки виноградного вина в день». Город, где, по мнению просвещенных иностранных путешественников, «здоровый климат, прекрасная вода; женщины же, обладая правильными и довольно резкими чертами, обезображивают себя тем, что покрывают свое лицо румянами и красят брови», Тифлис, куда почта, согласно официальной ведомости, «прибывает из столичного города Санкт-Петербурга в день 25-й, из французского города Парижа в день 50-й».

Архив, уцелевший в смерчах войн, революций, меняющихся режимов. Об одном генерал-губернаторе современники писали, что он «утонул в пучине тифлисской бумажной администрации». Не оттого ли в 1844 г. были «предложены к уничтожению» несколько десятков тысяч старых дел, но, к счастью, не нашлось времени и рук для такой работы.

Бумаги вскоре попали к опытным историкам Кавказа — Берже, Потто, Вейденбауму, братьям Эсадзе и др., — они же выпустили 12 томов «Актов» Кавказской археографической комиссии — фолиантов столь огромных, что в ряде библиотек их не выдают «по причине неподъемности», книг, где были напечатаны тысячи документов последнего тысячелетия, но более всего — из XIX столетия…

Исторический архив Грузии: поскольку же в Тифлисе находилось главное управление всем Закавказьем, то здесь не только Грузия — весь край «за хребтом Кавказа и столетий». Сотни тысяч архивных дел, разделенных по «фондам», ожидают благосклонного внимания потомка (точно так же как деловые, личные, секретные и откровенные листки и папки 1980-х годов предстанут перед очами наших праправнуков).

Фонд 11 — Дипломатическая канцелярия наместника Закавказья.

Фонд 16 — Канцелярия Тифлисского гражданского губернатора.

Фонд 26 — Тифлисское губернское правление.

Фонд 254 — Тифлисская казенная палата.

Фонд 1505 — бумаги историка Полиевктова.

Фонд 1706 — бумаги литераторов, историков братьев Бориса и Спиридона Эсадзе.

Один из самых важных и обширных — фонд 2: Канцелярия главноуправляющего в Грузии и Закавказским краем.

Фонды делятся на описи, описи — на сотни и тысячи дел, и всегда занятно наблюдать, как в скучноватые делопроизводственные номера и реестры вторгается буйная, нерегламентированная жизнь.

Фонд 16, опись 1, дело № 4835 — «О непозволительных предсказаниях персиянина Мустафы» (отсюда ясно, что и предсказания и будущее бывают позволительными или предосудительными).

№ 4796: «Дело о прекращении бродяжничества под предлогом путешествия в Иерусалим».

№ 3846: «О поступлении со священником Бахтурадзе по законам за обвенчание тушинца Шао Берикашвили на двух женах».

Еще дела, одно за другим: «Ведомости происшествий по Закавказскому краю» за отдельные месяцы. Каждое дело в среднем листов по 40–50, а внутри разделы: «Драки», «Самоубийства», «Неумышленная смерть», «Святотатство», «Скотский падеж», «Младенец, утопший в кувшине», «Брат, нечаянно выстреливший и попавший сестре пулей в щеку, где она находится и поныне»…

Дела о ссылке крепостных крестьян в Сибирь: грузинский гражданский губернатор князь Палавандов доказывает петербургскому начальству, что ввиду непросвещенности кавказских крестьян их не следовало бы ссылать в Сибирь и «лишь по мере успехов просвещения» они смогут в будущем дорасти до подобного наказания…

Случайные дела из океана минувшего: Кавказ пушкинский, лермонтовский. Кавказ грибоедовский, за которым в основном и пустился в дальний и быстрый путь автор этих строк.

«Существуют ненаписанные биографии мест. Места связаны с людьми. Эта связь крепкая, нерушимая» ( Тынянов ).

Нет у специалистов разногласия, что о Грибоедове мы знаем чрезвычайно мало: в 1826-м бумаги уничтожены перед арестом, в 1829-м растерзаны в Тегеране; позже сгорела драгоценная черновая тетрадь, оставшаяся у друзей…

Великий человек, чья дата рождения на сегодня точно неизвестна (считалось и в учебниках записано — 1795-й, но в последнее время находится все больше доводов в пользу 1790-го, и, конечно же, разница в пять лет важна для объяснения характера, поступков, см. [Мещеряков II]).

Особенна, таинственна внутренняя, личная жизнь Грибоедова. Была, например, несчастливая любовь, о которой он сам писал — «испортила мне полжизни», «черней угля выгорел», — но не ведаем, о ком речь… Наиболее известная грибоедовская примета — очки, за которыми на разных портретах — то лик холодный, надменный, иронический, то — веселый, растрепанный, беспомощный. В мемуарах друзей вдруг обнаруживаются сведения, что Грибоедов «был изрядно суеверен», что умел смешно и странно обижаться, что обладал «характером Мирабо», который был, как известно, «вулканом гремящим, львом рыкающим»…

Если все это сложить, то… ничего определенного не получается. Блок видел в Грибоедове «петербургского чиновника с лермонтовской желчью и злостью в душе, неласкового человека с лицом холодным и тонким, ядовитого насмешника и скептика» и при этом — «автора гениальнейшей русской драмы, не имевшего ни предшественников, ни последователей, равных себе» [Блок, т. 5, с. 168].

А вот мнение выдающегося ученого (вызвавшее, впрочем, недовольство многих коллег): «Судьба Грибоедова — сложная историческая проблема, почти не затронутая наукой и вряд ли разрешимая научными методами из-за отсутствия материалов» ( Б. М. Эйхенбаум , см. [Тын. Восп., с. 80]).

Два других исследователя также высказали в свое время мнение насчет возможных находок. Адольф Петрович Берже, опубликовав в «Актах» Кавказской археографической комиссии и некоторых других изданиях все, что удалось найти об авторе «Горя от ума», объявил (в конце XIX столетия), что о Грибоедове в местных архивах не сохранилось никаких сведений. Совсем иначе думал Николай Кирьякович Пиксанов, в начале нашего века готовивший трехтомное «Полное собрание сочинений» Грибоедова, которое (к слову скажем) не утратило своего значения по сей день и уже 70 лет ожидает смены в виде нового, полного, академического Грибоедова… Приглашая участвовать в своем издании видного кавказоведа Евгения Густавовича Вейденбаума, Пиксанов писал ему (6 января 1910 г.): «Я глубоко убежден, что в общественных и фамильных архивах и книгохранилищах таится немало ценных документов о Грибоедове, равно как память старожилов хранит еще, вероятно, предания об авторе „Горя от ума“» [ИРГ, арх. Вейденбаума, № 706, л. 52].