Юрий Чайковский - Мысы Ледовитого напоминают

Отобедав, поднялись в гостиную, и отец перешёл к делам.

София Фёдоровна Омирова

Василий Иванович Колчак

Василий Иванович Колчак, морской артиллерии генерал-майор в отставке, был в свои 66 лет крепок и ладен. Роскошные усы, бородка-эспаньолка, орденская лента через плечо. Делал он всё просто и основательно. Гостиницу выбрал рядом с канцелярией генерал-губернатора и Географическим обществом, чтоб дела быстрее улаживать. Церковь для венчания также присмотрел ближайшую, Михайло-Архангельскую, на Харлампиевской улице. Поручителями при венчании от жениха записал себя и прибывшего на днях боцмана Бегичева, а поручителей от невесты (у неё же никого здесь знакомых нет) нашёл тоже рядом и вовсе не дам и не девиц, а двух офицеров из резервных казарм, что за театром. Где надо, побывал, кому надо, книгу свою (воспоминания о Севастопольской обороне) подарил и вроде обо всём быстро договорился.

Всякий офицер, как и любой государственный служащий, должен получить разрешение на брак от своего начальства. Само венчание в дни Великого поста не допускается, допускается только после Пасхи, с Фоминой недели, она в этом году с 4 апреля. Однако времени на это у сына нет — в Окружном штабе ждёт его предписание отбыть в Порт-Артур через 12 суток, сиречь 9 марта.

Кто, однако, станет противиться святому делу — бракосочетанию героя, коего на войну отпустил великий князь Константин Константинович, коему сам Государь — племянник? И генерал Колчак легко договорился в штабе округа: разрешение на брак даст лейтенанту та служба, что ныне исполняет обязанности его начальства, выдавая предписание и подъёмные деньги, то есть Управление Дежурного генерала военного округа. Столь же легко в Консистории церковное начальство заверило, что выдаст дозволение на неурочное венчание.

— Так ты, выходит, всё уладил? — весело спросил Александр, с наслаждением затягиваясь отличной сигарой.

— Да кабы так! Третьего дня захожу на Харлампиевскую, в церковь, чтобы последнее уладить, сиречь господ поручителей по невесте имена сообщить. И тут отец Измаил совершенно нежданно сообщает мне: мол ваш сын, как обер-офицер, благоволит представить разрешение на брак от своего командира воинской части.

— Абсурд. У меня нет на сегодня командира.

— Вот и я говорю ему, что нету. Что Александр Васильев Колчак, флота лейтенант, подал из Якутска прошение о направлении его в действующий флот, что приказом Его Императорского Высочества президента Академии наук он возвращён в распоряжение Морского министерства, каковое через Штаб Иркутского военного округа имеет предписать ему отбыть на театр военных действий. Что, стало быть, его прямым начальством является Штаб Округа. Таковой штаб на сей брак согласен, что подтверждено…

— А он что, не понимает?

— Да всё он понимает, когда хочет. Накануне всё понимал и был само благодушие. Но нынче послушал-послушал да и отослал меня к начальству своему ближайшему, к благочинному, то есть, в Тихвинскую церковь. Ну я, конечно, не дурень пороги обивать, где ничего не решают. Беру извозчика и еду прямо в Архиерейский дом, он за Казанским собором, близ Московских ворот. Прошу приёма архиепископа Тихона. Так и так мол, только Вы, владыко, можете помочь. Сын мой на защиту Отечества…

— Ну и что он?!

— Да что-что. Вопрос, говорит, непростой. Многие офицеры вступают в брак, не озаботившись о достаточном обеспечении своих семейств. После, говорит, вдовы осаждают присутственные места по всей неохватной Империи, моля пенсий.

Мог бы про вдов поостеречься при Соне, но она лишь губу прикусила, выпрямилась и чуть побледнела. А Колчак-старший закончил:

— Посему, говорит, Святейший Синод с началом военных действий особо строг.

— Но что переменилось за пару дней? Ведь все согласны были.

— Кто-то на тебя, Сашенька, зуб имеет. А запятая, сам знаешь, всегда сыщется.

— И что же, по-твоему, мне теперь делать?

— Да как сказать. Различно поступить можно. Если по уставу, то ты должен послать прошение по команде. Предписание твоё в Порт-Артур, я узнал, дано в адрес вице-адмирала Макарова. Дай депешу. Небось не забыл тебя Степан Осипыч. Да и меня помнить должен, я на Обуховском заводе не раз для него пушки принимал.

— Да ты что, папа? У человека на плечах эскадра, крепость. Люди и суда гибнут, а тут вдруг лейтенант в тылу жениться хочет. Стыд и срам.

— Да я уж думал, Сашенька. Стыдно, разумеется, стыдно. В таком случае есть ещё один путь. Сделай вот что. Попроси Великого князя. По правде говоря, он тебе больше не начальник, но…

— Вот именно. С какой стати он… Это совсем унизительно. Нет, пойду завтра к владыке сам. Должен же он понять…

— Не получится завтра. Их высокопреосвященство по пятницам не принимают. Пойди в субботу, приём после литургии. Даст Бог, отнесёшь в понедельник архипастырское дозволенье в Консисторию.

— До отъезда ж неделя останется! А если не даст?

И глянул на Соню. Она хочет виду не подать, как встревожена. И отец туда же:

— Да уж! И навряд ли даст. Что ты ему такого нового скажешь? Если хотел бы…

Больше всего на свете наш герой не любил, да и не умел, просить. Уж до чего хотел он попасть в экспедицию к Толлю, но и тогда отказался просить кого-то за него хлопотать. Тогда само уладилось, а сейчас? Затронута честь и его, и Сони, а ещё гложет его та мысль, что некстати озвучил отец: про пенсии. Соня прождала его свои лучшие годы, ей скоро 28, и вот он опять оставит её девицей, быть может, навсегда.

Она опять что-то быстро рассказывает, он опять слушает и не слышит, но уже не от радости, отнюдь. Глядит отсутствующе, и вот отец вступил снова:

— Не бери, сынок, в голову. До утра всё равно ничего не сделаешь. Изволь лучше взглянуть, что про тебя в газете пишут. Я здесь отчеркнул. Презабавно.

Пишут там, оказалось, ахинею:

«…Толь терпел нужду в пище и топливе. Немецкие издания, комментирующие донесение г. Колчака, считают несомненным, что Толь отправился на север».

— Что-о? — взгляд лейтенанта вновь стал острым. — Без пищи и топлива на север? Абсурд какой-то. Дай-ка газету. Абсурд. О, вот. Что ж ты Соня, говоришь, что театр закрыт? Вот тут объявление: 28-го, в пятницу, то есть завтра…

— Саша, там же что-то несусветное. Я афишу видала. Любители ставят. Разве это можно смотреть?

— Так то для вас, в Италиях, несусветно. А для нас, из тундры, в самый раз. Замечательно: благотворительный спектакль в пользу раненых и семейств запасных нижних чинов, водевиль «Тёща в дом, всё вверх дном». В этом даже наш долг, так и пишут: «Нужно надеяться, что иркутская публика отзовется сочувственно к этому спектаклю, даваемому с такой гуманной целью».