Юрий Чайковский - Мысы Ледовитого напоминают

К югу от горы видна река Акан, от устья ее идет тропа к устью реки Безымянки. В устье Акана и вдоль тропы можно видеть развалины строений. Об этих местах Шпанберг в 1734 году доносил:

«…реки Мая и Юдома веема мелки и быстры, и лежат во многих тяжко подъемных порогах». «Того ради ныне определил я на те реки зделать суда по двести… пудов грузом, кроме работников и их провианта». «Пристань Юдомскую (у Юдомского Креста — Ю. Ч.), по мнению моему, надлежит изобрать и зделать на реке Юдоме на устье реки Таловки (Акана — Ю. Ч.) ниже Юдомского порогу, для того, что устье от Юдомского Креста сухим путем напрямо обстоит в дватцати верстах, которым местом зимою и летом имеетца тунгужская дорога от самой Таловки даже до Креста. А ежели до того Креста итти водою по Юдоме через пороги и великие округи мелкими местами, и оными до Креста в две недели едва поспеть можно». «К Таловке ж от Алданского устья на… легких судах ходит могут на всякое лето с оборотом дважды. Та ж река Таловка от Ураковской вершины лежит в штидесяти верстах». [ВКЭ-2, с. 77–78].

Как видим, даже те «легкие суда», которые, как писал неведомый исследователь, берут по 500 пудов груза вместо тысячи (см. выше, с. 317), дальше «Таловки» проходили плохо (вероятно, требовалась частичная перевалка в другие лодки). Поэтому оказалось легче и быстрее везти грузы лошадьми прямо отсюда, что Шпанберг в 1735 году и сделал [ВКЭ-2, с. 355]. Беда в том, что большинство лошадей гибло, а новых взять было негде. Видимо, для большей привлекательности своего варианта он занизил длину сухого пути (20 верст вместо реальных тридцати) и завысил время плавания (2 недели), но мог и спутать, поскольку писал, находясь в Усть-Куте на Лене. Однако успеха он не имел — нехватало лошадей. Словом, Юдомский Крест действительно был, по сути своей, крестом, тяжким для выживших и надмогильным для остальных.

Отмечу важный для позднесоветской власти факт: хотя приводимая карта (М 1:500 000) дает состояние местности на 1983 год, хотя на ней показаны даже отдельные нежилые избы, но нет ни радиорелейной станции (а она работала с 1974 по 2000 год и была объектом гражданской связи), ни поселка при ней. Нет их и на карте 1:200 000, хотя все карты этих масштабов были засекречены. Такие объекты видны со спутников и выдают себя сигналами, так что всеобщее сокрытие их проводилось отнюдь не от шпионов. Оно сужало возможности самодеятельных путешествий и давало заработок огромной массе «секретчиков». Заодно давало оно и пищу для подозрительности всех ко всем, в том числе для всегдашней российской боязни иностранцев, уже упомянутой в Очерке 1.

Боязнь иностранных агентов прочно утвердилась среди населения. Помню, приехавшая в 1969 году из Забайкалья жительница с увлечением рассказывала, как у них «поймали шпиона». Им был объявлен телеграфист, «вина» коего была в том, что он отморозил палец, а значит, решили власти, ходил в тайгу передавать ключом Морзе что-то секретное. «Секретом» же сочли месторождение меди Удокан. К тому времени оно было всем известно, полностью разведано, работ не велось, так что телеграфист ничего сообщить бы не мог. Единственный «секрет», состоявший в тогдашнем отказе от разработки, знали в Москве, но не в тайге. При всей нелепости данного обвинения, следует иметь в виду, что оно имело давнюю традицию. Вот хотя бы: обычное заполнение западным арктическим кораблем освободившегося трюма землей сообщалось в Москву в донесениях начала XVII века как опасный для России акт (РИБ, стл. 1054 и далее).

Недаром голландец Исаак Масса, известный нам из Очерка 1, признавался:

«Все, что я знаю, я собрал с величайшим трудом и обязан этим дружбе с несколькими московскими придворными, которые… могли поплатиться за это жизнью, т. к. русский народ чрезвычайно недоверчив и не терпит того, чтобы открывали тайны его страны» [Алексеев, 1941, с. 251].

А ведь речь тут шла о тех сведениях, какие у иных народов считались и считаются самыми обыкновенными. В связи с этим любопытен вопрос: что побудило «нескольких московских придворных» рисковать жизнью? Ясно, что не те скромные деньги, какие Масса мог им предложить. Полагаю, что они желали, так же, как желал Масса, чтобы знания, со столь огромным трудом добытые первопроходцами, жили, а не пылились и не гибли без пользы. Напомню, что знаменитый «Большой чертеж» погиб весь, кроме, видимо, того единственного листа, что спасли для нас они и Масса (см. с. 23).

Текст приведен по изданию: Подлинные документы о плавании С. И. Дежнева // Русские арктические экспедиции XVII–XX вв. Л. Гидрометео, 1964, с. 130–143.

В квадратных скобках даны недостающие слова и буквы, вставленные издателем, в фигурных — пояснения. Из примечаний издателя [392](они оговорены) оставлены только те, какие представляются нужными для понимания сути документов. Мною добавлены только примечания, необходимые в настоящее время

№ 1. (Не ранее 1 сентября 1654 г. — не позднее 5 апреля 1655 г. }

Государя царя и великого князя Алексея Михайловича всеа Русии воеводе Ивану Павловичю да диаку Осипу Степановичю Ленского острогу служилой человек Семейка Иванов Дежнев челом бьет.

В прошлом в 156-м году июня в 20 день с Ковымы реки послан я, Семейка, на новую реку на Онандырь для прииску новых неясачных людей. И в прошлом же во 157-м году [393]месеца сентября в 20 день, идучи с Ковымы реки морем, на пристанище торговаго человека Федота Алексеева чюхочьи люди на драке ранили. И того Федота со мною, Семейкою, на море рознесло без вести. И носило меня, Семейку, по морю после Покрова богородицы всюду неволею и выбросило на берег в передний конец за Онандырь реку. А было нас на коче всех 25 человек, и пошли мы все в гору, сами пути собе не знаем, холодны и голодны, наги и боси. А шел я, бедной Семейка, с товарищи до Онандыры реки равно 10 недель, и пали на Онандырь реку вниз близско море, и рыбы добыть не могли, лесу нет. И з голоду мы бедные врознь розбрелись. И вверх по Анандыре пошло дватцать [394]человек. И ходили 20 ден, людей и аргишниц (оленьих обозов}, дорог иноземских, не видали. И воротились назад и, недошед за 3 днища до стану, обначевались, почели в снегу ямы копать. А с нами был промышленой человек Фомка Семенов Пермяк, учал им говорить, что де тут нам начевать нечево, пойдемте де к стану к товарищам. И с ним, Фомкою, только пошел промышленой человек Сидорко Емельянов да Ивашко Зырянин, а достальные люди тут остались, потому что з голоду итти не могут. А приказали ему Фомке, чтоб де я, Семейка, послал им постеленко спальные и парки худые, чем бы де нам напитатися и к стану добрести. И Фомка и Сидорко до стану дошли и мне, Семейке, сказали [395]. И я, Семейка, последнее свое постеленка и одеялишка и с ним Фомкою к ним на Камень [396]послал. И тех достальных людей на том месте не нашли, неведомо и их иноземцы розвезли. А что статков (т. е. товаров} записных приказщиков Безсона Остафьева да Офонасья Ондреева осталось, и у тех статков оставлен был, и приказано ему, покрученик их Елфимко Меркурьев [397]. А в те поры у нас не было подъячих, записывать некому, а осталось нас от 25-ти человек всего нас 12 человек. И пошли мы, 12 человек, в судах вверх по Онандыре реке и шли до онаульских людей. И взяли 2 человека за боем, и ранили меня смертною раною, и ясак с них взяли. И то ясачным книгам поимянно с кого что взято, и что взято государева ясаку, и больше того я, Семейка у тех анаульских людей что взять государева ясаку хочю. И те анаульские люди говорили, что де у нас соболя нет, живем де не у лесу, а приходят де к нам оленные люди. И те аленные люди придут, и мы де у них соболи купим, и ясак государю принесем [398]. И пришел Михайло Стадухин, [к] ясачному зимовью не приворочивал и тех анаульских людей погромил. И после того анаульские люди Лок да Колупай на прошлые на 159 год и на 160-й год дать нечево, потому что де отца ево, Колупаева, Обытая и Негова с родниками в нынешнем в 160-м году тесть ево, Колупаев, Мекара осенью побил всех до смерти и ясаку де промышлять некому. И в нынешнем же де во 160-м году апреля в 15 день Колупай и Лок пошли на Камень к оленным ходынским [399]мужикам для соболиного торгу на государев ясак. И того Колупая и Лока те ходынские [люди отвезли их] на Камень и к ясачному зимовью не бывали. И тот Лок живет по сторонным рекам, а к ясачному зимовью не бывал. А того Колупая те ходынцы убили. А в которую пору Лок и Колупай на Камень ходили и без них родников их побил анаульской князец Микера всех до смерти [400].