Ричард Эванс - Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939

Нацистские партийные руководители не переставали повторять эту мысль, по-разному подчеркивая ее — резко и открыто, в выступлениях таких словесных головорезов, как Ганс Франк, или с видимой сдержанностью и мягкостью в обращениях нерешительного Бернгарда Руста. Было ясно, что университеты должны были преследовать те же цели, что и школы, и ставить нацистскую идеологию в основу обучения и исследований. В некоторых университетах появились новые должности и предметы: расовая наука и расовая гигиена, военная история и предыстория, а в период с 1933 по 1945 год в половине немецких университетов стали преподавать немецкий фольклор. Большинство из этих нововведений были результатом инициативы ректоров, а не Министерства образования. В 1939 году институты расовой науки существовали в 12 из 22 немецких университетов (на территории, принадлежавшей Германии в 1937 году). Новые отделы требовали больших финансовых вливаний и привлечения внимания к предметам, которые не были в достаточной степени представлены в немецких университетах на высшем уровне до 1933 года [775] Там же, 155-67. .

Во многих университетах эти новые области изучения поддерживались специальными курсами лекций по этим предметам и по политическим идеям национал-социализма, во многих университетах студенты обязательно должны были пройти эти курсы, прежде чем сдавать экзамены. В Гейдельберге ведущий нацистский профессор Эрнст Крик, ставший в 1937 году ректором, читал лекции по национал-социалистическому мировоззрению. Подобные лекции проводились и в других университетах. Однако после первой вспышки энтузиазма большинство специальных курсов лекций по нацистской идеологии были исключены из учебного плана. А к середине 1930-х годов уже менее пяти процентов лекций в немецких университетах были чисто нацистскими по названию и по содержанию. Подавляющее большинство профессоров и лекторов, которые не попали под чистку в 1933 году, продолжали вести свои занятия как обычно, делая лишь небольшие уступки нацистской идеологии, на что постоянно жаловались студенты, придерживающиеся нацистских убеждений. Эти жалобы регулярно озвучивали партийные чиновники на различных мероприятиях, так, недовольное высказывание, сделанное в 1936 году Вальтером Гроссом, главой отдела расовой политики нацистской партии, по поводу «попыток, часто приводящих в смущение, известных ученых играть с национал-социализмом», было далеко не единственным в своем роде. После 1945 года многие бывшие студенты того периода вспоминали, что их учителя в большинстве своем были профессорами старой школы, лишь внешне принимавшими нацистскую идеологию [776] Там же, 168-78, цитата на стр. 17 п. 99. . Нацистский союз студентов попытался сам изменить ситуацию и ввести альтернативу существующей учебной программе, создав группы изучения определенных предметов, которыми руководили сами студенты, эти группы должны были обеспечивать глубоко нацистское образование, идущее параллельно с обычными лекциями и занятиями. Но они не стали популярными среди студентов, во многом потому, что они не могли позволить себе пропускать обычные занятия, а значит, должны были бы работать в два раза больше. Эта инициатива вызвала сопротивление со стороны учителей и не была реализована, потому что самим студентам не хватало необходимых знаний в этих областях, и им нужна была помощь преподавателей [777] Там же, 331-40. . На многих обычных занятиях все еще было возможно относительно свободное обсуждение, а преподаватели могли без больших усилий избежать нацистской идеологии, когда имели дело с чисто техническими предметами, даже на занятиях по философии беседы про Аристотеля и Платона позволяли обсуждать основные вопросы морали и существования, не используя понятий и идеологии национал-социализма [778] Там же, 178-93. .

Цель нацистов реформировать университеты под свои идеологические цели была реализована не полностью [779] Мнение о том, что нацификация велась широко и глубоко в немецких университетах, см. в Steven Р. Remy, The Heidelberg Myth: The Nazification and Denazification of a German University (Cambridge, Mass., 2002), 50-84; однако его доводы основаны на выборочной подборке из большинства нацистских профессоров и их исследований, анализ аспектов университетской жизни, включая соискание учетных степеней, основание новых исследовательских институтов, рецензирование журналов и другие совершенно второстепенные вопросы, практически полностью не касается собственно преподавания. Кроме того, распространенные донацистские консервативные идеи в ней рассматриваются как привнесенные в университеты нацистами. См. также Christian Jansen, Professoren und Politik: Politisches Denken nd Handeln der Heidelberger Hochsch Hehrer 1914 — 1935 (Gottingen, 1992), 230-36, где демонстрируется переход гейдельбергских профессоров к антивеймарской, но и ненацистской правой позиции в период 1930 — 1935 гг. . В большинстве случаев изменения были небольшими и поверхностными. Изучение докторских диссертаций, написанных в нацистскую эпоху, показало, что только 15 % из них были нацистскими по своему языку и используемым подходам [780] Leon Poliakov and Josef Wulf, Das Dritte Reich und seine Denker: Dokumente (Berlin, 1959), 73; Wilhelm Ribhegge, Geschichte der Universität Munster: Europa in Westfalen (Munster, 1985), 194. . Профессора, которые традиционно были снобами и сторонниками элиты, открыто презирали «мародеров», которых режим привел в университеты, хотя большинство из этих мародеров были так поглощены управлением университетом, что у них не было времени на то, чтобы продвигать свои идеи среди студентов. С другой стороны, из-за антиинтеллектуализма нацистского движения многие высокопоставленные партийные деятели, стоящие ниже Гитлера, иронично относились ко всем этим идеям и считали их слишком невразумительными, чтобы они имели какое-то значение для политики. Ни у Альфреда Розенберга, ни у Бернгарда Руста, двух самых высоких руководителей в сфере образования и идеологии, не было достаточной политической сноровки и решимости, чтобы обойти хитрых профессоров, которые оттачивали свое умение плести интриги и притворяться в течение десятилетий внутриуниверситетской борьбы. Консервативные профессора могли приветствовать создание новых подразделений, посвященных главной из навязчивых идей нацистов, потому что она давала возможность избавиться от некоторых не пользующихся популярностью коллег, отправив их в эти подразделения, как это было, например, со сварливым ультраправым историком Мартином Шпаном, которого в 1934 году поставили руководить Институтом пространственной политики в Кёльнском университете. Так одним выстрелом были убиты сразу два зайца — Шпана отправили с кафедры истории, где он был очень непопулярен, туда, где он уже не контактировал с бывшими коллегами, и заодно этим была продемонстрирована преданность университета геополитическим идеям нового режима [781] Golczewski, Kölner Universitätslehrer, 338-49. .