Ричард Эванс - Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939

Однако в целом нацистская идеология была сама по себе слишком ограниченна, слишком груба, слишком противоречива, и в конце концов, слишком иррациональна, чтобы оказать серьезное воздействие на обучение и исследования на том сложном уровне, на котором это делалось в университетах. Попытки загнать преподавателей в Национал-социалистический союз преподавателей вузов в декабре 1934 года, что было очень поздно, по сравнению со временем создания подобных организаций в других профессиональных сферах, провалились, во многом из-за того, что у него был очень неумелый руководитель Вальтер «Буби» Шульце, добившийся расположения Гитлера тем, что вправил ему плечо, которое он вывихнул во время неудавшегося путча 1923 года. Своими плохо замаскированными интригами Шульце везде нажил себе врагов. У министерства образования он вызывал раздражение. Профессора считали, что его организация старается оказать на их профессию слишком сильное, неоправданное влияние. Вышестоящая организация — высшая образовательная комиссия нацистской партии, основанная в июле 1934 года — справлялась со своими задачами не лучше, так как ею руководили люди, никак не связанные с академическим сообществом. Не могло быть о речи о том, чтобы отправлять немецких профессоров на курсы идеологического воспитания или в трудовые лагеря, как их коллег — школьных учителей. Они надежно сидели на своих местах в знакомой им среде и потому имели слабое представление об антиинтеллектуализме нацистов. Изначальный энтузиазм преподавателей-националистов, таких как Мартин Хайдеггер, по отношению к нацистской культурной революции вскоре угас, так как стало ясно, что обновление немецкой науки как самоцель совершенно не интересует новый режим. К 1939 году даже убежденные и решительно настроенные преподаватели-нацисты, такие как Эрнст Крик, спрашивали: «Это профессор изменился? Нет! Его, или по крайней мере его исследования, снова покинул дух 1933 года, даже если во всем остальном он по-прежнему благожелателен» [782] Gruttner, Studenten, 198-205; Krieck quote on 204; Giles, Students, 151-62; см. попытку найти баланс в Hellmut Seiet, «Nationalsozialistisches Wissenschaftsverstandnis und Hochschulpolitik», in Leonore Siegele -Wenschkewitz and Gerda Stuchlik (eds.), Hochschule und Nationalsozialismus: Wissenschaftsgeschichte und Wissenschaftsbetrieb als Thema der Zeitgeschichte (Frankfurt am Main, 1990), 5-21. .

Конечно, такое широкое обобщение нужно уточнить: в некоторых университетах нацизм вторгся в профессорскую среду сильнее, чем в других. Например, Йена, Киль и Кёнигсберг считались сравнительно сильными центрами нацистского обучения и исследований, в то время как университеты в католических районах оказались не так сильно затронуты этим влиянием; Боннский университет на самом деле превратился в нечто вроде свалки для неудобных профессоров, которых в обязательном порядке переводили сюда из других вузов, а среди студентов здесь преобладали католические и консервативные объединения, до того как в середине 1930-х годов нацисты их распустили. В Бонне фанатичные нацисты занимали меньшую часть должностей — около 5 %, 10 % занимали преданные сторонники партии, а остальное те, кто либо симпатизировал партии на поверхностном уровне, либо относился к ней с безразличием, либо преподавателями, враждебно относящимися к режиму; то, что почти четверть профессоров в Бонне выступали против нацизма, было необычно, а вот в том, что при назначении на факультетские должности преобладали научные критерии, даже после 1933 года ничего необычного не было, это также касалось и других немецких университетов [783] Hans-Paul Hopfner, Die Universität Bonn in Dritten Reich: Akademische Biographien unter nationalsocialistischer Herrschaft (Bonn, 1999), 540-44. . Изучив этот вопрос в 1938 году, служба безопасности СС пришла к весьма мрачным выводам. «Почти во всех университетах, — говорили они, — есть жалобы на пассивное отношение преподавателей, которые отвергают любую политическую или идеологическую работу, разбивающую узкие рамки их специализации» [784] Boberach (ed.), Meldungen, II. 83 (Vierteljahreslagebericht 1938 des Sicherheitshauptamtes). .

Сложности, которые возникли перед нацистами при их попытках превратить традиционные теоретические предметы в выражение их политической идеологии, наиболее четко прослеживаются в области физики. Предпринимались старательные попытки идеологизировать эту дисциплину, руководил ими физик Филипп Ленард, корифей немецкой науки, ушедший со своей кафедры в Гейдельберге в 1931 году. Он родился в 1862 году в семье виноторговца, учился вместе с Генрихом Герцем, первооткрывателем радиоволн, и удостоился Нобелевской премии за свои новаторские эксперименты с катодовыми лучами в 1905 году. Несмотря на свою Нобелевскую премию, Леонард был полон злости и негодования на то, что его обошел его собственный ученик Вильгельм Рентген, открывший рентгеновские лучи, и обвинял британского физика Дж. Дж. Томсона, определившего природу катодовых лучей, в том, что он украл его работу по этой теме. Харизматичный и популярный лектор, получивший благодаря своим работам широкую известность в Германии, Ленард подчеркивал важность тщательного и точного эксперимента, а на теорию у него не было времени. Его ненависть к Томсону переросла в общую неприязнь к британцам, а немецкий национализм, который зародился в нем там, где он родился, в Братиславе, в многонациональной Габсбургской монархии, в 1914 году перерос в шовинизм, а в конце Первой мировой войны — в антисемитизм. Все это заставило его действовать с нескрываемой яростью, когда в мае 1919 года была эмпирически подтверждена общая теория относительности, принесшая Альберту Эйнштейну мировую славу [785] Alan D. Beyerchen, Scientists under Hitler. Politics and the Physics Community in the Third Reich (New Haven, Conn., 1977), 79-85. .

Пацифист, еврей, теоретик и сторонник Веймарской республики, Эйнштейн олицетворял все, что Ленард больше всего ненавидел. Более того, ученые, подтвердившие его теорию, были британцами. Во время последующих дебатов о теории относительности он встал во главе всех ученых, отвергающих теорию Эйнштейна как «еврейское мошенничество» и пытающихся настроить против нее ученых-физиков. Он попал в руки к нацистам, когда его отказ присоединиться к официальному трауру по убитому министру иностранных дел Ратенау, к убийству которого он сам незадолго до этого призвал, спровоцировал демонстрации профсоюзов против него в 1922 году, во время которых его пришлось взять под охрану полиции. Университет запретил ему возвращаться к работе, но потом Ленарда восстановили под давлением студентов правых взглядов, в чьей среде он теперь вращался. В 1924 году он открыто одобрил «пивной путч», устроенный Гитлером в прошлом году, и хотя формально он не вступал в нацистскую партию до 1937 года, фактически он уже являлся последователем режима и активно участвовал в работе таких групп, как Союз борьбы за немецкую культуру Розенберга. Он встретил приход Третьего рейха с неукротимым энтузиазмом, радовался, когда из университетов прогнали профессоров-евреев, и опубликовал в 1936—1937 годах четырехтомный учебник «Немецкая физика», который, как он, судя по всему, надеялся, должен был положить основание новой, основывающейся на расах «арийской физике», которая устранила бы из немецкой физики еврейское учение об относительности [786] Там же, 85-102; цитата (93) из неопубликованных мемуаров Ленарда, цитируется в Charlotte Schmidt-Schonbeck, 300 Jahre Physik und Astronomie an der Kieler Universität (Kiel, 1965), 119. .