Ричард Эванс - Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939

Перевод социальных расходов на формально добровольную основу давал режиму возможность экономить официальные доходы от налогов и использовать их на перевооружение. Трудовой призыв, брачные займы и другие схемы по выводу людей с рынка труда вели к дальнейшему снижению бремени льготных выплат для государства и к дополнительной экономии государственных средств, которые можно было направить на военные нужды. Льготы для безработных были значительно сокращены правительством и местными властями еще до прихода нацистов к власти. Новому режиму потребовалось немного времени, чтобы урезать их еще сильнее. Добровольная служба труда и другие схожие программы, позволявшие снизить неблагоприятную статистику безработицы, также вели к сокращению выплат пособий по безработице. Конечно, как мы уже видели, безработица никуда не делась зимой 1935/36 года, однако местные власти продолжали снижать уровень социальных выплат любыми возможными средствами. С октября по декабрь 1935 года, когда официальное число безработных на пособии выросло с 336 000 до 376 000 человек, общий размер льготных выплат для них в рейхе фактически упал с 4,7 до 3,8 миллиона рейхсмарок. Органы соцобеспечения повсеместно вызывали безработных на собеседование и проверку, годились ли они для работы, и те, кого считали годным, призывались в ряды Имперской службы труда или в программы чрезвычайной помощи того или иного рода, а те, кто не являлся по вызову, вычеркивались из списков и прекращали получать деньги. Надбавки за аренду жилья снизились, также были значительно сокращены пособия на медикаменты для ухода за стариками и больными. В Кёльне одна женщина из рабочих, обратившаяся в службу соцобеспечения с просьбой помочь в покупке лекарств для своей 75-летней матери, за которой она ухаживала дома, получила ответ, что государство больше не собиралось платить за таких людей, которые были только обузой для национального сообщества [1193] Behnken (ed.), Deutschland-Berichte, II (1935), 1,447-55; см. также там же, I (1934), 42-8. .

Сокращение социальных выплат стало только частью более глобальной стратегии. Призыв к немцам участвовать в самопомощи, а не полагаться на деньги от государства подразумевал, что неспособные помочь себе самостоятельно были расходным материалом, реальной угрозой для будущего здоровья немецкого народа. Расово неполноценные, душевнобольные, преступники, «асоциальные» элементы и прочие должны были быть исключены из системы соцобеспечения. Как мы видели, в 1937—1938 годах шли массовые аресты людей из низших слоев общества, социальных изгоев и мелких преступников, которые направлялись в концентрационные лагеря, поскольку нацисты считали их бесполезными для своего режима. Поэтому в конечном счете, когда перевооружение затянуло большую часть безработных, исходные сомнения нацистов в преимуществах социального обеспечения получили подтверждение самого жесткого характера.

Национал-социалистическая народная благотворительность, «Зимняя помощь» и «Сила через радость» были, несомненно, самыми популярными программами, организованными Третьим рейхом. Для многих они стали осязаемым свидетельством того, что режим был серьезно намерен реализовать свои обещания по созданию органичного национального сообщества всех немцев, в котором классовые конфликты и социальные антагонизмы будут преодолены, а индивидуальный эгоизм уступит место более важным интересам народа. Эти программы были явно нацелены на уничтожение различий в классе и статусе, привлечение более обеспеченных людей для помощи своим соотечественникам, пострадавшим от Депрессии, и улучшение жизни массы обычных людей самыми разными способами. Парадоксально, но именно обеспеченных людей больше всего привлекала идея народного единства, рабочие слишком глубоко впитали марксистские представления о классовом конфликте, чтобы поддаться ее обаянию. Здесь типичной была реакция Мелиты Машман, молодой женщины, воспитанной в консервативной семье из верхних слоев среднего класса, которой ее националистически настроенные родители внушили представление о Германии как об «ужасной и прекрасной загадочной стране» [1194] Maschmann, Account Rendered, 13. . Беседы в доме ее родителей в начале 1930-х годов часто касались таких вопросов, как унижение Германии от поражения в Первой мировой войне, раздробленность и свары политических партий в рейхстаге, постоянно нарастающий уровень насилия и беспредела на улицах, бедность и отчаяние растущего числа безработных. Ностальгируя по прошлому, когда страной правил кайзер, и по словам ее родителей, немцы были горды и едины, Мелита сама обнаружила, что не может сопротивляться соблазну нацистских обещаний остановить внутренние распри и объединить все социальные классы в новом национальном сообществе, где богатые и бедные будут равны [1195] Там же, 10-18. . Ее позицию разделяли многие другие. Хотя реакция на программы соцобеспечения и организацию отдыха, проводимые нацистами для реализации таких идей единения, часто была положительной (особенно в воспоминаниях людей), здесь была и обратная сторона. Сложно было игнорировать элемент принуждения во всех этих начинаниях. Несмотря на беспрестанные заявления режима о ценности самопожертвования, оно не находило всеобщей поддержки. Напротив, многие люди концентрировались на улучшении своего материального положения, что неудивительно, учитывая, что им пришлось пережить в годы войны, инфляции и Депрессии. Классовые различия казались такими же четкими, как и раньше, и осложнялись новым разделением на «старых бойцов» и местных партийных начальников, которых часто считали основными получателями средств в рамках благотворительных программ, и всех остальных. Режиму оказалось крайне сложно истребить различные глубоко укоренившиеся убеждения среди широких слоев населения, начиная от веры в христианскую идею о всеобщем милосердии до врожденной привычки многих рабочих рассматривать любые вопросы через призму марксистских идей о классовой борьбе.

Таким образом, к 1939 году люди разочаровались даже в самых популярных программах, реализованных Третьим рейхом. Первый прилив энтузиазма по отношению к новой власти начал утихать уже в 1934 году, а к началу 1936 года он опустился так низко, что стала таять даже популярность Гитлера [1196] Kershaw, The «Hitler Myth», 64-5, 73-7. . Как далеко зашло это разочарование, насколько распространенным оно было и почему оно не переросло в более массовую и принципиальную оппозицию режиму? Хорошее представление о том, как обычные люди относились к Третьему рейху, как изменилось общество в период между 1933 и 1939 годом и насколько было реализовано обещание создать единое органичное национальное сообщество, можно получить, рассмотрев историю какого-либо провинциального городка в это время. В нижнесаксонском Нортхейме самым очевидным бросающимся в глаза признаком перемен в глазах его жителей было возвращение процветания и порядка после бедности и волнений последних лет Веймарской республики. Уличные стычки и драки на собраниях, которые вызывали большую озабоченность горожан, ушли в прошлое. Нацистский бургомистр города, Эрнст Гирман, выгнав своих соперников из местного отделения партии в сентября 1933 года, управлял Нортхеймом в одиночку, освобожденный от всяческого демократического контроля, и это положение было закреплено в январе 1935 года вступлением в силу нового федерального закона, который предоставлял мэрам неограниченную власть в управляемых ими городах. Гирман провел серьезную пропагандистскую кампанию по обнародованию детальных планов возрождения городского рынка труда. Эти планы были скептически встречены расчетливыми бизнесменами Нортхейма, однако после того, как безработные были переведены с улиц в трудовые лагеря и на программы общественных работ, общее возрождение экономики, начавшееся в целом до прихода нацистов к власти, стало давать реальные плоды. Рабочие, которых призывали через Имперскую рабочую службу, занимались на самых заметных муниципальных объектах, в том числе на расширении городского парка и ремонте некоторых старых домов [1197] William Sheridan Allen, The Nazi Seizure of Power: The Experience of a Single German Town 1922 — 1945 (New York, 1984 [1965]), 266-73. .